Пролетариат и буржуазная демократия Мы уже указывали, какой непростительной близорукостью отличается суждение новоискровцев, будто умеренный русский либерализм поражен насмерть, будто пролетариат признан в роли авангарда нашей демократией. Напротив, именно теперь

#хасан #халхингол #история #историография

В 2018 году наступает 80-летняя годовщина с момента первого боевого крещения . Это - вооруженное столкновение СССР с Японией в июле-августе 1938 года у озера Хасан. Через год (май-сентябрь 1939 года) происходит второй крупный военный конфликт - у реки Халхин-Гол, который по масштабам и по количеству привлекаемых участников можно назвать войной. В событиях на границе Монгольской Народной Республики и Маньчжоу-Го уже принимают участие вооруженные силы четырех государств.

Молодая Красная армия впервые опробует свои силы против современной, агрессивной и динамичной силы - императорской армии Японии.

В военных действиях принимали участие десятки тысяч военнослужащих, сотни танков, самолётов, артиллерийских орудий. Потери, которые понесли противоборствующие стороны до сих пор остаются точно не установленными (в 1979 году, решением Совета Министров СССР потери РККА на Халхин-Голе были внесены в перечень совершенно секретных). Для обеспечения ведения военных операций было задействовано большое количество материальных средств и сил тылового обеспечения. На Халхин-Голе впервые проявил свой военный талант будущий маршал Победы - Г.К. Жуков. О событиях советско-японского военного противостояния в 1930-е годы на Дальнем Востоке написано немало. В основном, эта литература начала появляться после окончания Второй мировой войны. Но самые первые работы увидели свет сразу после событий.

Первая работа, посвященная боям на озере Хасан, в Японии датируется 1939 годом, это - книга «История конфликтов Маньчжоу-Го и СССР» автора Накамуры Сатоси. В книге даётся первоначальная оценка событий современниками и очевидцами событий со стороны Японии. В СССР в 1939 году был издан сборник статей «Боевые эпизоды. Сборник статей и материалов о событиях у озера Хасан», в этом же году появился еще один сборник — «Герои Хасана». Это было только начало. До сих пор интерес историков и общественности к событиям 80-летней давности не ослабевает.

Так, в июне 1989 году по инициативе МНР в честь 60-летней годовщины событий на Халхин-Голе в Улан-Баторе состоялся международный симпозиум (два месяца спустя в институте военной истории в Москве по итогам симпозиума прошел «круглый стол»). В 1991 году подобный симпозиум по инициативе Японии состоялся в Токио (материалы опубликованы отдельной книгой объёмом около 300 страниц в 1992 году). Исследователи из России и Японии, из других стран, чьи вооруженные силы непосредственно в событиях не принимали участие, по-разному трактуют произошедшее. Спектр различий очень широк - это и различное понимание того, кому принадлежала победа (касается событий у озера Хасан), несовпадение определений причин конфликтов, различная методика определения потерь (как правило, с завышением неприятельских потерь). Выводы в сфере военной теории и практики, сделанные после боевых действий диаметрально во многом противоположны. Политическая подоплека событий так же видится неоднозначно. Обзор основных публикаций зарубежной прессы о событиях на Халхин-Голе был сделан в 2013 год [См.: Гольман М.И. События на Халхин-Голе в российской и зарубежной историографии / Халхин-Гол: взгляд на события из XXI века. М.: ИВ РАН, 2013].

Наиболее авторитетными и фундаментальными из зарубежных исследований по рассматриваемой теме остаются работы Элвина Кукса, который по окончанию Второй мировой войны работал в аппарате американской администрации и занимался обобщением опыта японской армии. В 1977 году выходит его работа «Анатомия маленькой войны: советско-японская борьба за Чанкуфен / Хасан. 1938». В 1985 году - «Номонхан: Япония против России». Данные работы не включают в себя материалы советской стороны, но там проанализированы реальные события и мифы, неизбежно появляющиеся после значительных исторических событий. Э. Кукс представляет халхин-гольские события, как поворотный пункт истории Японии.

Автор приводит результаты опросов многих участников событий, дипломатов, и солдат (большинство из них уже нет в живых, что делает результаты исследований Э. Кукса еще более ценным). В 1997 году специализированный японский журнал по военной истории «Гундзисигаку», №128, открывается статьей Э. Кукса «Новый подход к оценке событий в Номонхане».

В статье развивается прежняя концепция автора, суть которой состоит в том, что поражение под Халхин-Голом имело для Японии серьезные, судьбоносные последствия. Э. Кукс считает, что Япония переориентировала свои усилия по военной экспансии с севера на юг, в результате чего была начата война с США и нанесен удар по ПёрлХарбору.

Если бы итог войны у Халхин-Гола был бы противоположным, то Япония начала бы нападение на СССР, который не смог бы выдержать борьбы на два фронта. В 2013 году вышла книга американского автора Стюарта Д. Голдмана «Номонхан 1939: победа Красной армии, которая сформировала Вторую мировую войну». Автор считает, что вторая мировая война началась именно сражениями на Халхин-Голе, с которыми хасанский конфликт связан напрямую. По мнению С. Голдмана, конфликт на Халхин-Голе был использован советским политическим руководством и непосредственно И.В. Сталиным для заключения пакта о ненападении с Германией, подталкиванию Японии к нападению на США и подготовил почву для агрессии Германии против Польши.

Так же С. Голдман считает, что И.В. Сталин тайно добивался союза с Германией, открыто ведя переговоры с Великобританией и Францией, целью которых явилось бы создание антигитлеровской коалиции. Эти же идеи излагаются автором в статьях «Забытая советско-японская война 1939 года» и «Монголия 1939 - искусный дебют Сталина» в японском журнале «The Diplomat».

Позицию авторов, возлагающих ответственность за расширение конфликта на Халхин-Голе на руководство Квантунской Армии (сторонники данной точки зрения полагают, что генералы Квантунской Армии не выполняли директив Генерального штаба сухопутных войск и распоряжений императорской ставки, которые всячески не желали и опасались эскалации боевых действий), представляет японский учёный Танака Кадзухико. Он считает, что майор Квантунской Армии Цудзи Масаноба был центральным персонажем, подтолкнувшим к этим военным действиям [См.: Кадзухико Т. Тревожные годы накануне боёв на Халхин-Голе / ХалхинГол: взгляд на события из XXI века. М.: ИВ РАН, 2013]. Новейшими зарубежными исследованиями по теме советскояпонских конфликтов 1930-х годов являются работы японского исследователя К. Касахара. В 2015 году в Японии вышла его книга

«Японо-советская история конфликта у озера Хасан». На русском языке был опубликован ряд статей. [См.: Касахара К. Бои на озере Хасан: обзор основных публикаций Японии и России / Япония: мир - традиция - перемены. М.: 2016; Касахара К. Какой урок извлекла Япония в боях у озера Хасан // Российский гуманитарный журнал. 2016, Т.5. № 6) ]. К. Касахара считает, что к конфликту у озера Хасан привело недоразумение, выразившееся в разном понимании линии государственной границы, и Япония не планировала военную агрессию против СССР.

Интересный подход озвучивается автором и к вопросу полученного Японией военного опыта в боях на Хасане. Неправильно оцененные результаты конфликта, которые японцы не считали своим поражением, привело к недооценке военной мощи СССР и к крупному военному провалу при ХалхинГоле. Кроме военных, политических и дипломатических проблем советско-японских столкновений зарубежная историография начинает поднимать и гуманитарные аспекты, включая вопросы, связанные с людскими потерями и судьбами военнопленных.

В 2006 году в Улан-Баторе прошел международный симпозиум, проведённый по инициативе Центра японо-российских исторических исследований по теме «События на Халхин-Голе и группа Зорге».

Проблема образования Русского централизованного государства интересует современных буржуазных зарубежных историков. Интерес, проявляемый к этому вопросу, конечно, надо всячески приветствовать. Положительным явлением надо признать то обстоятельство, что иностранные ученые изучают советские публикации документов, относящихся ко времени возникновения Русского централизованного государства, и знакомят с ними через печать зарубежных читателей.

Бросается в глаза внимание, уделяемое иностранными буржуазными исследователями первому правовому кодексу Русского централизованного государства - Судебнику Ивана III 1497 г. Вышли работы о Судебнике на французском и английском (в США) языках с комментариями, основанными на использовании русской дореволюционной и советской литературы .

На английский язык переведена (в США) Белозерская уставная грамота конца XV в. Имеются и другие издания правовых документов древней и средневековой Руси, вышедшие в Америке на английском языке .

Комментарии к памятникам русского права буржуазных ученых, как правило, носят формальный характер, исходят из буржуазного представления о государстве, как общенародном и общесословном органе, проводят мысль о том, что русское право формировалось под воздействием иностранных образцов. Все эти идеи, конечно, неприемлемы для советской науки. Но самый факт введения в оборот зарубежной буржуазной науки русских средневековых текстов является положительным.

Переходя от публикаций источников к их обработке в зарубежной буржуазной печати, надо остановиться: 1) на трудах обобщающего характера и общих курсах русской истории, в которых соответствующее место уделяется и проблеме образования Русского централизованного государства; 2) на монографиях и статьях по специальным вопросам этой проблемы.

За границей вышел ряд общих курсов по русской истории, принадлежащих как русским белоэмигрантам, так и иностранным авторам .

Как правило, авторы обобщающих работ по истории России, появившихся за рубежом, вращаются в кругу идей дореволюционной русской буржуазной историографии. Они не вводят в научный оборот новых фактов, игнорируют достижения советской исторической мысли и ищут последнее слово науки в трудах В. О. Ключевского, которые прямо противопоставляются как высшее достижение «науки» марксизму, С. Ф. Платонова, А. Е. Преснякова. Относительно белоэмигрантов надо сказать, что они не только не обогатили науку свежими идеями, но, полностью утратив чувство нового, воспроизводят в своих книгах утверждения, ненаучность которых уже давно доказана. Их работы отличаются антисоветской направленностью, что накладывает отпечаток на все их исторические построения. Теми же чертами отличаются и зарубежные издания типа опубликованной в Нью-Йорке «Иллюстрированной истории России», допускающей прямую фальсификацию истории.

Некоторые зарубежные авторы (например, польский эмигрант Пашкевич) обладают достаточной эрудицией. Они в курсе новейшей литературы и публикаций на разных языках, и ложность их «научных» утверждений нельзя объяснить незнанием материала. Корень ее кроется в политической тенденции и предвзятости концепции.

Еще в силе за рубежом данная П. Н. Милюковым периодизация истории России с делением на периоды «московский» и «петербургский». Этой периодизации придерживается, например, Флоринский. Еще более распространена в зарубежной историографии периодизация, так сказать, по сферам влияния. В разные эпохи русская государственность и русская культура якобы подвергались воздействию со стороны более передовых народов: сначала (в древности) - варягов, затем (с принятием христианства) - Византии, в период средневековья - монголов, начиная со времен Петра I - западноевропейских стран и т. д. С указания на смену этих сфер влияния начинается, например, книга американского историка Бакуса .

Конечно, при таком подходе к истории России не могут быть раскрыты социально-экономические предпосылки образования Русского централизованного государства, и процесс его складывания по существу сводится к собиранию власти московскими князьями. При этом особенно пропагандируется идея о прогрессивном значении татаро-монгольского ига для развития Северо-Восточной Руси. Так, эта идея пронизывает концепцию Вернадского, согласно которой Русское централизованное государство сложилось не в процессе борьбы с татаро-монгольским игом, а выросло непосредственно из системы монгольского властвования над Русью. Такая же концепция проводится в «Иллюстрированной истории России», изданной в Нью-Йорке , и т. д.

Проводя идею о прогрессивности татаро-монгольского ига, буржуазные авторы часто умаляют роль русского народа в борьбе с золотоордынским игом. Флоринский, например, называет Куликовскую битву «бесполезным эпизодом». Все эти утверждения не могут быть нами приняты, ибо они явно противоречат историческим фактам. Факты свидетельствуют о героическом сопротивлении русского народа ордынским захватчикам, установившим над Русью жестокое иго, которое тормозило ее развитие.

Из проблем социально-экономической истории Руси в период образования централизованного государства в буржуазной историографии рассматриваются вопросы земельной собственности , вотчинного землевладения и крепостного права . Понятие феодализма трактуется в традиционном плане буржуазной историографии, как система правовых институтов, причем многие авторы не считают возможным говорить о феодализме в России даже в этом смысле. Так, в статье Коулборна в сборнике «Feudalism in History» феодализм определяется прежде всего как «метод управления», а не «экономическая или социальная система» . Представление о феодализме ассоциируется с представлением о государственной раздробленности. Коулборн определяет феодализм как «способ возрождения общества, в котором государство оказалось в состоянии крайней дезинтеграции» . Отказ от научного подхода к феодализму как системе производственных отношений означает непризнание буржуазными авторами объективных закономерностей исторического развития и революционного характера смены общественно-экономических формаций.

Надо сказать, что трактовка феодализма как чисто политического института не удовлетворяет уже некоторых буржуазных историков. Так, в книге Гайеса, Болдвина и Кола феодализм характеризуется не только как «форма управления», но и как «экономическая система, основанная на земельном держании» .

В сборнике «Feudalism in History» помещены статьи, касающиеся специально проблемы феодализма в России. Это статьи Коулборна «Россия и Византия» и Шефтеля «Аспекты феодализма в русской истории». Оба автора пытаются доказать, что ни Киевская Русь IX–XII вв., ни Русь XIII–XV вв. не были феодальными. Отрицает наличие феодализма в России Ельяшевич. Таким образом, правомерен вывод, что некоторые зарубежные буржуазные историки по вопросу о наличии феодализма в России стоят на позициях исторической науки времени, предшествующего даже появлению работ Н. П. Павлова-Сильванского .

Распространена в буржуазной историографии давно опровергнутая советскими историками теория «перегнивания» Руси городской в сельскую, деревенскую .

Проблема происхождения крепостного права трактуется в буржуазной историографии по преимуществу в соответствии с точкой зрения В. О. Ключевского, как результат закрепощения свободных крестьян-арендаторов. Так, в докладе «Крепостное право в России», сделанном на X Международном конгрессе историков, в Риме, Вернадский вопреки историческим фактам защищал теорию свободы перехода крестьян в России до конца XVI в. Крепостное право, с его точки зрения, возникло под влиянием государственных потребностей . В то же время Вернадский говорит о появлении на Руси под влиянием монголов «полукрепостничества» (имеются в виду некоторые категории зависимого населения) .

В полном противоречии с историческими фактами изображается происхождение крепостничества в работах Д. Блюма. Связывая возникновение крупного землевладения с деятельностью пришлых варягов, он рисует взаимоотношения землевладельцев и крестьян как отношения собственников к арендаторам-рабочим. В полемике с Б. Д. Грековым Блюм оспаривал без всяких конкретных аргументов марксистское положение о том, что с зарождением феодальных отношений появляется и зависимость крестьян от феодалов . В буржуазной историографии распространена точка зрения П. Струве, трансформировавшего антинаучные построения Милюкова о том, что возникшее в России в XVI в. так называемое литургическое государство закрепостило все сословия, одинаково как дворян, так и крестьян . Тем самым извращается действительная роль государства, являвшегося органом власти господствующего класса над народом.

Значительное место в зарубежной буржуазной историографии занимает проблема истории церкви в период образования Русского централизованного государства. Ставится в реакционном плане вопрос о взаимоотношении церкви и государства .

Некоторые эти работы отличаются реакционной идеологией. Так, Медлин доказывает, что в России якобы по византийскому «рецепту» сложилось «христианское государство». Создателем его было якобы духовенство. «Схема централизованного православного русского государства» существовала в умах духовенства и в период политической раздробленности на Руси. Эта «схема» определяла политику князей. Образование централизованного государства означало воплощение в действительность идеи «религиозной и политической целостности русской нации» . Перед нами не просто идеалистическая трактовка истории. Здесь явно враждебная русскому народу тенденция, заключающаяся в стремлении принизить роль русской нации, самое существование которой якобы было обусловлено развитием православия и самодержавия. Выдвижение подобного тезиса означает фальсификацию истории.

Попытка дать чисто религиозное обоснование проблеме народности и нации имеется в книге Пашкевича . Термины «Русь», «Русская земля» Пашкевич считает не этническими, а чисто религиозными. Прийти к подобному выводу можно было только в результате намеренного игнорирования показаний многочисленных источников.

Одной из излюбленных тем буржуазной зарубежной историографии является внешняя политика России .

В ряде работ буржуазных авторов имеются интересные данные, касающиеся, например, взаимоотношений Руси с Польшей, Литвой, Орденом и т. д. Но исследования некоторых зарубежных буржуазных авторов содержат явно ложное утверждение о том, что внешняя политика Русского централизованного государства была якобы с самого начала агрессивной, захватнической. Ставятся такие, например, проблемы исследования: «Империализм в славянской и восточноевропейской истории». Проводятся дискуссии на тему: «Была ли Московская Русь империалистической» .

Некоторые авторы усматривают непосредственную связь между агрессивным (по их мнению) характером внешней политики России и теорией «Москва - третий Рим» как идеологическим оправданием агрессии. Так, Туманов видит в «третьеромизме» сочетание древнеиудейского «мессианизма» и вавилонского «империализма». Результатом этого является якобы «диалектика агрессии», характеризующая внешнюю политику России . Это - чисто умозрительное построение, не считающееся ни с какими историческими фактами. А факты, которые позволили бы говорить об агрессии Руси в рассматриваемое время, отсутствуют.

Я не ставил своей задачей дать полный обзор буржуазной историографии по вопросу образования централизованного государства на Руси. Хотелось прежде всего отметить те неверные представления об этом процессе, которые бытуют еще за рубежом. Опровержение хотя бы некоторых из этих представлений на конкретном материале источников является одной из задач данной книги.

После Великой Октябрьской социалистической революции продолжается изучение истории алан и за рубежом. Современная буржуазная историография не внесла что-нибудь принципиально нового в изучение происхождения осетинского народа, хотя по частным вопросам истории алан-осетин ею проделана определенная работа. Особенно заметны успехи зарубежных исследователей в области изучения осетинского языка и нартского эпоса.

Отдельные замечания по истории алан-осетин мы находим в работах О. Везендонка, Теггарта, В. Минорского, Менчен-Хелфена, Дворника и других. Их решения частных вопросов истории алан, поскольку они связаны с темой нашего исследования, рассматриваются в соответствующих разделах данной работы. Этот раздел можно было бы, безусловно, расширить, ибо исследователи, занимающиеся древней историей нашей страны, так или иначе, сталкиваются с аланской проблемой. Однако, учитывая рамки данной работы, нам представляется целесообразным опустить их рассмотрение и осветить лишь наиболее важные проблемы, разрабатываемые за рубежом.

Из числа зарубежных исследователей, занимающихся нартским эпосом, следует назвать, в первую очередь, французского ученого Ж. Дюмезиля. Его работы по этой проблеме представляют большой вклад в изучение осетинского нартского эпоса.

На основе лингвистических данных решает вопрос о происхождении асов-осетин известный английский языковед Бэйли. По мнению Бэйли, предки современных осетин говорили на языке, столь близком по своему словарному составу, морфологии и синтаксису языку хорезийцев, согдийцев, хотанцев и современных носителей языка пашто в Афганистане, что необходимо предположить определенный период лингвистического сопротивления этих народов. Этот период Бэйли относит приблизительно к III в. до н.э. В своей работе «Асика» Бейли идентифицирует асов-осетин с асиями-асианами Страбона и Трога и возводит имя асов к asya. Однако затем Бэйли отказался от предложенной им этимологии и пришел к выводу, что этноним, предложенный в «Асике», является мало удовлетворительным, так как «более вероятной является форма арсиа, т. е. имя аорсов-арси» .

Работы Бейли имеют, безусловно, важное значение как для изучения истории осетинского языка в целом, так и для установления языковых связей осетин с древними ираноязычными племенами Средней Азии, в частности. Однако решение вопроса происхождения осетин лишь на основе этнонимического анализа, причем, только в аспекте среднеазиатских связей, без учета роли скифо-сарматских племен юго-востока Европы и кавказского субстрата, не может быть, конечно, положительно решен.

Большое значение для выяснения ираноязычных связей осетин имеет работа чехословацкого ученого Л. Згусты «Собственные имена греческих городов Северного Причерноморья» . В этом исследовании автор на основании фонетических соответствии устанавливает языковую связь скифского и сарматского диалектов скифо-сарматского языка и говорит о генетической связи осетин с сарматами. По его мнению, древнеосетинский язык был наречием сарматского диалекта скифо-сарматского языка. Работа Згусты является достойным продолжением исследований В. Ф. Миллера, Мюлленхоффа, В. И. Абаева и других в этой области.

Из числа других зарубежных исследований по истории осетинского языка следует назвать также монографию французского исследователя Е. Бенвениста и ряд отдельных статей И. Гершевича, Е. Гендерсон и др.

Много места занимают вопросы истории алан в трудах американского историка Г. Вернадского по древней истории России. Следует отметить, что общесоциологические выводы Г. Вернадского довольно спорны, противоречивы, а иногда и просто ошибочны. Эта сторона его работ получила соответствующую оценку со стороны советских историков. Вместе с тем в работах Г. Вернадского содержится довольно богатый фактический материал, освещающий различные стороны аланских племен, в особенности их участие в «великом переселении народов» и их роль в судьбах Восточной Европы.

Касаясь этого вопроса, Г. Вернадский в статье, посвященной происхождению алан, пишет следующее:

«Аланы , иранский народ сарматской группы, потомками которых являются осетины , играли очень важную роль в изменении истории средиземноморского мира в течение первых пяти веков н.э.».

С этих позиций и решает автор многие проблемные вопросы древней и средневековой истории алан. Ему принадлежит также ряд статей по истории алано-славянских этнических взаимоотношений, осетинскому нартскому эпосу и др. Этногенез осетин представляется им как результат смешения алан с местными кавказскими племенами. Хотя истории алан-осетин Г. Вернадский уделяет большое внимание, нередко преувеличивая их роль в прошлом, тем не менее, в решение вопроса о происхождении осетин он не внес ничего нового.

Особняком стоит точка зрения венгерского ученого Я. Харматта, высказанная им в статье о языке иранских племен Южной России. Автор подвергает сомнению некоторые основные положения сравнительно-исторического языкознания, в первую очередь, теорию «родословного древа», и с этих позиций оспаривает преемственную связь осетинского языка с языком сарматов и алан.

Харматта пишет, что исследование причерноморских греческих надписей и иранских имен, сохранившихся в классических источниках, ясно показывает, что уже в первых веках нашей эры язык иранских племен, населявших степи Восточной Европы, никоим образом не был единым. «Фонетические различия, проявлявшиеся в этих именах, доказывают, что эти племена говорили на различных диалектах, очевидно связанных с природой их племенного деления» . Исходя из диалектных различий иранских племен Причерноморья, Харматта заявляет, что не только простая идентичность языка сарматов, алан и современных осетин не является возможным предположением, но что между этими языками даже невозможно якобы провести прямую генетическую связь. По его мнению, ни сарматский, ни аланский языки не могут просто рассматриваться как древнеосетинский.

Следует заметить, что наличие диалектных различий между иранскими племенами юга России доказывать не приходится, так как это обстоятельство принималось во внимание всеми исследователями. Если даже современный осетинский делится на два сильно различающихся диалекта, то странно было бы ожидать полной языковой однородности скифо-сарматских племен Южной России. Как отмечает, В. И. Абаев, говоря об иранской речи Северного Причерноморья, само собой разумеется, что эта речь дробилась на множество разновидностей. Но вместе с тем «у них был целый ряд общих черт, которые противопоставляли их остальным иранским наречиям и которые позволяют рассматривать все скифо-сарматские говоры как одно лингвистическое целое» .

Не являясь специалистом в области иранского языкознания, трудно, конечно, судить о правомерности тех или иных лингвистических построений Харматта. Отметим лишь, что разбор конкретного языкового материала не получил признания у специалистов. В. И. Абаев, называя в целом работу Харматта неубедительной, пишет, что в материале, приводимом венгерским ученым, «нет ни одного факта, который опровергал бы преемственную связь осетинского языка со скифо-сарматской группой иранских языков» .

Что касается привлекаемого Харматта исторического материала, то он также не подкрепляет его точку зрения. Харматта решает вопрос этногенеза осетин лишь на основе материала из Северного Причерноморья, полностью упуская из вида конкретные условия Северного Кавказа, где собственно и происходило формирование осетинского этноса. К тому же, автор, как правило, опирается на труды тех исследователей, которые отмечали восточноиранские связи осетин (Андреас, Шарпентье, Менчен-Хелфен, Бэйли), в частности, пребывание аорсов (алан) в Приаралье. Однако это обстоятельство не только не является доказательством отсутствия преемственной связи осетин с аланами и сарматами, но, наоборот, подкрепляет эту точку зрения, ибо этническая связь между ираноязычными племенами Приаралья и юго-востока Европы совершенно очевидна.

Придавая решающее значение восточноиранским связям осетин, Харматта игнорирует связь осетин со скифо-сарматскими племенами Северного Кавказа и Причерноморья и не учитывает связей последних с ираноязычными племенами Средней Азии. Поэтому решение вопроса происхождения осетин носит у него односторонний характер и не получает удовлетворительного разрешения.

Конечно, после развода каждый из супругов хочет остаться с крышей над головой и решение такого вопроса как раздел квартиры в суде стоит очень остро. Решить этот вопрос можно и в добровольном порядке. Но если соглашения о разделе не достичь, то вы имеете право на подачу иска в суд. Раздел квартиры будет осуществляться по общим правилам, которые предусмотрены законом.

В исторической литературе существуют различные оценки деятельности и результатов политики Екатерины II. Историки, основывающиеся на концепции «просвещенного абсолютизма», делают акцент на консервативном характере проводимой политики, направленной на укрепление традиционных структур самодержавия. Иная точка зрения представлена историками, которые считают, что Екатерина проводила либеральную политику. Дискуссионным вопросом историографии является вопрос о периодизации екатерининского правления. Традиционная историография делит на два периода: либеральный (1762 -1773) и реакционный (1775 - 1796). В современной историографии эти два периода различаются лишь тактикой достижения целей. Внутренняя политика рассматривается как целостная политики постепенных преобразований, их коррекции в соответствии с политической ситуацией. А.Б. Каменский предлагает другой подход к периодизации правления Екатерины II, эти периоды «различаются по преимущественной направленности преобразований на ту или иную сферу жизни общества, а также по тактике их осуществления». В российской историографии нет единого мнения на причины прекращения заседаний Уложенной комиссии. Официальная точка зрения, которая изложена в большинстве учебников: собрание закрыли в связи с началом русско-турецкой войны. Другие историки считают, что комиссия была распущена, потому что «правительство побоялось слишком смелых речей депутатов по крестьянскому вопросу». По словам О.А. Омельченко «Большое собрание депутатов объективно выявило политическую позицию «общества» по главным вопросам правовой политики, которые были поставлены «Наказом» и предполагалось правительственным курсом. Большое собрание попросту выполнила свои задачи». Другую причину закрытия Большого Собрания называет А.Б. Каменский, он считает, что «комиссия продемонстрировала полную неспособность к законодательной деятельности в общенациональных интересах. Негативно сказались и узкие рамки, которыми Екатерина ограничила компетенцию депутатов, и жестский контроль за ними со стороны правительства, и отсутствие опыта законодательной деятельности, и того, что в наши дни называют политической культурой».

Русская дореволюционная историография екатерининских реформ оказала влияние на историографию зарубежную. Изучение русской истории на Западе превратилось в самостоятельную научную область во второй половине XX века, когда в условиях конфронтации с СССР и «холодной войны» правительства западных стран стали финансировать эти исследования. Стремление понять страну, победившую фашизм, упорно отгораживавшуюся «железным занавесом» от остального мира, побудило острый интерес к многовековой истории России. Изучению истории XVIII века была отведена особая роль, поскольку именно тогда наша страна превратилась в империю, стала играть активную роль на международной арене, приобретала черты европейского государства. Успешному изучению этого периода способствовали обстоятельства. Во-первых, в результате грандиозной работы русских дореволюционных историков по публикации документов XVIII века была создана репрезентативная источниковедческая база, позволяющая исследовать многие проблемы российской истории этого времени без обращения к архивам, доступ к которым зарубежных ученых был затруднен. Во-вторых, советские ученые вынуждены работать в узких методологических и идеологических рамках, сконцентрировали свое внимание на проблемах социально-экономической истории, давая возможность западным историкам заполнить исследовательские пробелы. Среди них выделяется исследование профессора Лондонского университета И. де Мадариага «Екатерина Великая и ее эпоха». Эта книга отражает позитивный характер, автор смогла избежать влияния идеологии. И. де Мадариага основывает свой исторический подход на здравом смысле, строгом исследовании исторического источника. Автор анализируя события и явления русской жизни, постоянно сопоставляет их с аналогичными явлениями в других европейских странах того времени. Сопоставление с реалиями в других странах трактует российскую историю, как «нормальное» явление, присущую многим государствам. И. де Мадариага считала, что «Екатерина не была революционеркой на троне в отличие от Петра I, который навязывал свои преобразования не желавшему их обществу, не считаясь с ценой человеческих жизней. Она прислушивалась к общественному мнению; как она сказала Дидро, «если я отчаиваюсь что-то ниспровергнуть, то делаю подкоп». Абсолютная власть русской императрицы опиралась, как она хорошо знала, на ее чувство возможного… Екатерина была лучшим даром германских земель ее новой родине».

Элен Каррер д" Анкосс в своей книге «Екатерина II. Золотой век в истории России» сравнивает внутреннюю политику Петра I и Екатерины II. В истории оба получили прозвище «Великие». Екатерина очень хотела продолжить политику преобразований Петра I «она видела в этом даже источник своей легитимности. Некоторые приписывали ей узурпацию власти, но подобная репутация меркла в сравнении с преемственностью дел великого императора» Екатерина ставила такие же цели, как и Петр Великий: модернизировать и европеизировать Россию. «Модернизировать государство для того, чтобы потом модернизировать общество». Различными были методы модернизации «Петр Великий проводил модернизацию, навязывая свои взгляды силой. Был лишь один способ - следовать за ним, и потому использование принуждения и насилия неотделимо от его царствования. В своей модернизации Екатерина основывалась на убеждении и воспитании».

Проблемами политической историей Екатерины Великой в США занимается Дэвид Гриффитс. В своей книге «Екатерина II и ее мир: статьи разных лет» автор пытается проникнуть во внутренний мир Екатерины и через него понять мотивы политической деятельности. Д. Гриффитс предложил рассматривать проблему в новом ракурсе - сквозь призму мира идей и представлений сторон. Он попытался реконструировать мотивы, которыми руководствовалось русское правительство в внутриполитической и внешнеполитической политике. Полученные в ходе исследования результаты показали, что дело не в симпатиях или антипатиях императрицы, а была сторонницей сохранения в Европе сложившегося политического порядка и баланса сил. Научная значимость предложенной американским историком концепции прежде всего состоит в попытке оценить законодательство Екатерины как воплощение ее реформаторских замыслов. В вступительной статье А.Б. Каменский пишет, что «в данном сборнике статьи тематически распадаются на две группы - работы, в которых автор пытается проникнуть во внутренний мир Екатерины и через него понять мотивы ее политической деятельности, и внешняя политика России в период борьбы североамериканских колоний Британии за независимость».

Особый раздел историографии составляют работы о деятельности Уложенной комиссии 1767 - 1768 годов, оставившей по себе целые комплексы разнообразных документальных материалов. Центральное место в дискуссиях вокруг истории комиссии занимают причины ее созыва и роспуска, а также общая оценка ее результативности и значения. Большинством историков признается, что в целом комиссия сыграла важную роль в выявлении императрицей чаяний и нужд различных социальных слоев, а многие из разработанных в ней законопроектов Екатерина использовала в своей законотворческой деятельности.

Ряд исследований посвящены истории русского дворянства екатерининского периода и специально Жалованной грамоте дворянству 1785 года. В советской историографии данная тема плохо разработана, зато в зарубежной ей посвящены монографические работы. Большинство историков сходится в том, что грамота 1785 года была важнейшим этапом в формировании дворянского сословия. В зарубежной историографии грамоту расценивали как этап становления гражданского общества.

Важная реформа Екатерины II - секуляризация - в дореволюционное время стала предметом изучения русской церкви и советских историков. Одни считали реформу неизбежной и необходимой, другие отрицательно оценивали полное подчинение церкви государству, третьи видели в реформе пролог к освобождению крестьян.

Первостепенное значение для изучения реформ Екатерины имеет историко-юридическое исследование О.А. Омельченко «Законная монархия» Екатерины II» (1993 г.) Впервые в историографии О.А. Омельченко осуществил комплексное изучение нереализованных проектов Екатерины. Ученый исследовал законодательную деятельность императрицы по важнейшим ее направлениям за весь период царствования, реконструировал историю создания наиболее значительных законодательных актов.

Завершая обзор историографии реформ Екатерины Великой, необходимо подчеркнуть растущий интерес к этой личности. После того как Екатерину на протяжении многих поколений унижали, видя в ней лишь женщину, лишенную добродетели, теперь ее, наконец, изучают как серьезного и успешного профессионала, опытного в традиционно мужском искусстве государственного управления.