Гулецкая - королёвский краевед. Любимый архитектор сталина был родом из ростова Архитектор сергей мержанов биография

Мержанов Мирон Иванович (Мержанянц Меран (или, по другим документам, Мюрон) Оганесович):

• с 1931 по 1937 гг. главный архитектор ЦИК СССР;
• автор реализованных проектов нескольких дач для И.В. Сталина и советских руководителей высшего звена, а также санаторно-курортных объектов в Сочи и Кисловодске, общественных сооружений в Москве, Комсомольске-на-Амуре и Красноярске;
• основатель известной проектной организации "Красноярскгражданпроект";
• автор эскизов медали "Золотая звезда" для награждения Героев Советского Союза и медали "Серп и молот" для награждения Героев Социалистического Труда.

Юность

Мирон Мержанов родился 23 сентября 1895 г. в г. Нахичевани–на–Дону (в конце 1920–х гг. вошёл в черту г. Ростова–на–Дону), в семье служащего.

Позднее Мержановы переехали в г. Славянск (ныне Украина), где отец, Иван Миронович, поступил на должность управляющего макаронной фабрикой и паровой мельницей. В Славянске будущий архитектор окончил классическую гимназию. Успевая по всем предметам, особые способности проявлял в рисовании (здесь необходимо упомянуть, что Мержановы состояли в дальнем родстве с И.К. Айвазовским).

В 1912 г. Мирон Мержанов поступает в Петербургский институт гражданских инженеров (ПИГИ). Учась здесь, он одновременно подрабатывает чертёжником в мастерской известного архитектора А.И. Таманяна, с которым Мержановы также находились в родстве.

В начале Первой мировой войны его берут солдатом в телеграфную роту, но на фронт он не попадает.

Революция и гражданская война

Октябрьская революция заставляет его покинуть Санкт-Петербург; возвращение домой оборачивается довольно долгими скитаниями. В конце концов, он оказывается в Нахичевани-на-Дону, куда его семья вернулась в связи со служебными делами отца.

Летом 1919 г., пытаясь избежать отправки на передовую линию фронта, Мирон Мержанов добровольно поступает в инженерный батальон белой армии генерала Деникина; он рисует штандарты и гербы для различных войсковых подразделений.

В ноябре 1919 г. инженерный батальон, в котором числится Мержанов, направляют на север для участия в боях против наступающей Красной армии. В одном из сражений деникинские войска терпят поражение, и Мержанов бежит. Ему удаётся добраться до Краснодара, где живут его родственники. Здесь в 1920 г. он поступает на 4–й курс архитектурного отделения строительного факультета Кубанского политехнического института, который он так и не окончил, но был, тем не менее, благосклонно принят в среде архитекторов–профессионалов.

Начало творческого пути

В 1922 г. Мирон Мержанов женится на дочери известного кисловодского архитектора Э.Б. Ходжаева — Елизавете Эммануиловне (она была пианисткой). В том же году начинается, по сути, и творческий путь Мержанова — в Краснодаре возводятся постройки, которые он отмечает в автобиографии как первые.

В 1920–е гг. М.И. Мержанов и Э.Б. Ходжаев много работают вместе. С 1923 г. Мержанов с семьёй живёт в Кисловодске, где в 1926 г. строит свой собственный дом.

Одной из первых крупных работ молодого архитектора стал проект крытого рынка в Ессентуках. Здание было заложено ещё до революции 1917 г., по проекту другого автора. Таким образом, габариты рынка и его объёмно-пространственное решение во многом были определены ещё до Мержанова, но внешний облик постройка приобрела именно в соответствии с его замыслом.

К этому же периоду творчества Мирона Мержанова относятся реконструкция Госбанка в Пятигорске (1926 г.) и возведение нового корпуса кисловодского санатория "10 лет Октября" (1927 г., сейчас называется "Жемчужина Кавказа"). При проектировании санаторного корпуса Мержанов впервые применил так называемую "зубчатку", или "пилу": балконы по фасаду, обращённые к солнечной стороне, были не параллельны стене, а располагались под углом. Этот приём имеет, прежде всего, чисто функциональное значение: угол рассчитан так, что солнечный свет попадает на балконы, куда выходят отдыхающие, в определённое время суток — тогда, когда лучи солнца наиболее целебны.

В 1929 г. Мирон Мержанов принял участие в открытом конкурсе на проектирование санатория РККА в Сочи. Природный рельеф местности оказался во многом схожим с тем, какой был в Кисловодске и Пятигорске, что облегчало автору решение задачи. На конкурсе Мержанов представил проект, в котором корпуса санатория свободно располагаются по склону горы и вместе составляют многоплановую подковообразную композицию, по центральной оси которой проходит трасса фуникулёра. Нарядность и праздничность всему ансамблю придают малые архитектурные формы. Мержанову удалось почти невозможное: примирить конструктивистский объект и окружающий ландшафт.

Здания в стиле конструктивизма практически всегда были обособленными объектами и тем самым исключали активную реакцию на внешние условия. Позднее это послужило одной из причин, по которой конструктивизм как направление утратил свои позиции, когда перед советскими архитекторами были поставлены масштабные градостроительные задачи.

Личный талант Мержанова позволил ему без каких-либо потерь добиться соединения в одном общем образе конструктивистского сооружения и его контекста; этим, в частности, объясняется успех всей архитектурной композиции. Конкурс на проектирование санатория РККА курировал лично К.Е. Ворошилов. Свои варианты представили многие видные архитекторы СССР, но победу одержал Мержанов. Позднее, в 1937 г., на международной выставке в Париже архитектурный комплекс санатория был удостоен Гран-при, что ещё раз доказало неслучайность выдвижения Мержанова в передовые ряды профессии.

В 1930 г., когда в Сочи шло строительство санатория (завершено в 1934 г.), Мержанов экстерном окончил в Москве школу живописи и ваяния, а также Московский архитектурный институт. Его стали часто вызывать в столицу.

Главный архитектор ЦИК СССР

Карьера М.И. Мержанова резко пошла вверх, когда летом 1931 г. он был назначен главным архитектором хозяйственного управления ЦИК СССР. Однако с этого времени он был вынужден заниматься в большей степени административной работой, нежели собственным творчеством. Когда Мержанов поступил на свою новую должность, в архитектурной среде СССР происходили крупные события:

• в Москве продолжался конкурс на Дворец Советов (первый тур уже завершился; начиная со второго, М.И. Мержанова назначили главным архитектором по строительству Дворца). Это сверхмонументальное сооружение так и не построили, но его проект оказал значительное влияние на стилевую ориентацию всей советской архитектуры последующего периода;
• в 1932 г. основан единый Союз архитекторов СССР. Разнородные творческие группировки, существовавшие до этого и зачастую резко противопоставлявшие себя одна другой, были ликвидированы. Мержанов стал одним из тех, кто стоял у истоков создания новой организации, а некоторое время спустя возглавил правление фонда Союза архитекторов;
• "социалистический реализм", провозглашённый основой творческого метода советской литературы в 1932 г., идеологами правящей партии затем был предписан как база эстетической программы и для пространственных искусств, в т.ч. архитектуры;
• с начала 1930-х гг. официальная пропаганда стала последовательно заниматься "мифологизацией жизни"; эта "тенденция, нараставшая в течение десятилетия", в отечественной архитектуре "поощряла парадную монументальность застройки, опирающуюся на респектабельный историзм" (Иконников А.В. Историзм в архитектуре. — М.: 1997. — С. 447 ).

Мержанов, в силу своего положения, находился в эпицентре этих и других процессов, происходящих в общественной, культурной и внутрипрофессиональной сферах жизни страны.

Летом 1933 г. он получил заказ на проектирование дачи для И.В. Сталина в Кунцеве (так называемой "Ближней дачи"; построена в 1934 г.). Тогда архитектора ещё не представили главе государства, и, выполняя проект, автор опирался не столько на вкусы заказчика, сколько на собственную интуицию.

В отличие от большинства предыдущих сооружений Мержанова, Ближняя дача в Кунцеве построена в стиле раннего неоклассицизма: главный фасад оформлен двумя полуколоннами тосканского ордера; в решении входной части использован полуарочный мотив. Дача была спланирована как одноэтажная, всю площадь крыши занимал солярий. Впоследствии, уже после ареста М.И. Мержанова, надстроили второй этаж. Это преобразование было совершено сколь возможно деликатно, чтобы не внести дисгармонию в общий вид постройки (позже именно по этой причине родилась версия о том, что проектирование второго этажа выполнил, возможно, сам Мержанов ещё до своего ареста, а строительство велось уже без него).

До 1943 г. по проектам Мержанова были построены также следующие объекты:

• новое здание Центрального Дома архитектора (совместно с А.К. Буровым и А.В. Власовым, Москва, открыт в феврале 1941 г.);
• санаторий НКВД "Кисловодск" (г. Кисловодск, 1935 г.);
• санаторий Совета министров СССР "Красные камни" (г. Кисловодск, 1939 г.);
• дачи Сталина — в Мацесте; "Холодная речка" близ Гагр; "Бочаров ручей" (первоначально предназначалась Ворошилову); "Зелёная роща" (все построены в 1930–е гг.);
• около пятидесяти дач для советских руководителей высшего звена (на Кавказе и в Подмосковье).

Кроме того, по планировочному решению М.И. Мержанова архитекторами А.И. Васильевым и А.П. Романовским был разработан проект Военно-морской академии в Ленинграде.

Особое место в творческой биографии Мержанова занимают выполненные по его эскизам государственные наградные знаки — Золотая звезда Героя Советского Союза (утверждена Президиумом Верховного Совета СССР 1 августа 1939 г.) и Золотая звезда Героя Социалистического труда (утверждена 22 мая 1940 г.).

Архитектор оборонительных сооружений

В годы Великой Отечественной войны М.И. Мержанов вместе с архитекторами Виктором Александровичем Весниным и Каро Семёновичем Алабяном внёс значительный вклад в строительство оборонительных сооружений вокруг Москвы и Ленинграда.

В частности, он лично управлял коллективами архитекторов, проектировавшими в столице бомбоубежища и газоубежища. Также на него была возложена подготовка станции метро "Маяковская" к проведению там 6 ноября 1941 г. торжественного заседания, посвящённого 24–й годовщине Октябрьской революции (на собрании с докладом выступал Сталин).

Фонд Союза архитекторов СССР (Архфонд), который возглавлял Мержанов, в этот период занимался эвакуацией основных учреждений Академии архитектуры в Чимкент (Южный Казахстан). В 1942 г., во время блокады Ленинграда, Алабян и Мержанов специальным самолётом, выделенным им командованием Ленинградского фронта, отправили своим коллегам в осаждённый город две с половиной тонны продуктов.

Арест и работа в шарашке

Ранее, ещё до войны, в 1930–е гг., когда несколько помещений Кремлёвского дворца претерпели перепланировку и, в частности, два зала — Андреевский и Александровский — объединили в один (в 1997 г. восстановлены в первоначальном виде), Сталин поручил Мержанову разработать здесь интерьер для заседаний Верховного Совета. Здесь должны были установить большой герб СССР. Мержанов предложил сделать его не бронзовым, а деревянным, что было весьма смелым для того времени решением. Архитектор сумел отстоять свою идею в т.ч. и перед самим Сталиным, пояснив, что в интерьере зала, где основные функциональные элементы (кресла, кафедра) выполнены из дерева, бронзовый герб будет смотреться несколько неестественно.

Когда 12 августа 1943 г. Мержанова арестовали, этот герб пострадал первым. Есть свидетели тому, как вскоре после ареста архитектора в зал заседаний Верховного Совета ворвались люди с топорами, молотками и стамесками и стали с ожесточением разносить в щепки деревянный герб. После этого варварского акта они водрузили на освободившееся место заготовленный заранее герб из бронзы.

Из многих документов имя Мержанова было вымарано; в одних случаях поверх выскобленной фамилии вписали другую (так произошло, например, с проектом Дома архитекторов — вместо имени М.И. Мержанова долгое время там значилось имя его друга, архитектора К.С. Алабяна), в других случаях объекты вовсе лишились автора — здание стояло, но память об архитекторе была стёрта.

Были уничтожены даже проспекты и брошюры с фотографиями возведённых по проектам Мержанова здравниц, где указывалось его авторство. В официальных изданиях Золотую звезду Героя Советского Союза стали приписывать И.И. Дубасову, а Золотую звезду Героя Социалистического труда — С.А. Поманскому.

Самого Мержанова 8 марта 1944 г. приговорили к 10–ти годам лагерей по ст. 58, ч. 1а, 8, 10, 11, 17, 19 УК РСФСР. Он был этапирован в лагерь под Комсомольском-на-Амуре, где ему чудом удалось избежать отправки дальше, в Магадан. Его перевели из общей зоны в производственный барак — шарашку, в которой он жил и работал до начала 1949 г. В Комсомольске-на-Амуре он принимал участие в строительстве монументального здания Дворца культуры, "Клуба ИТР завода 126" и ряда других сооружений.

Будучи в заключении, он сумел выяснить местонахождение своей жены Елизаветы Эммануиловны (была арестована в тот же день, что и он сам) и даже послать ей три письма и немного денег.

В 1947 г. Елизавета Эммануиловна умрёт в лагере под Карагандой, а горсть земли оттуда привезёт позже Борис Миронович Мержанов, чтобы совершить символическое захоронение матери на семейном участке Ходжаевых на Армянском кладбище в Москве.

В начале 1949 г. Мержанова неожиданно этапом отправили в Москву; на Ярославском вокзале его передали в распоряжение сотрудников госбезопасности. На следующий день, прямо в лагерной одежде, ему пришлось предстать перед министром госбезопасности В.С. Абакумовым. Тот поручил архитектору разработать проект санатория МГБ. С этой целью Мержанова привезли в Сочи и показали приблизительное место будущей постройки (окончательное место выбрал сам Мержанов).

Затем его вернули в Москву и поместили в Сухановскую тюрьму, которая была одной из самых страшных пыточных тюрем сталинской эпохи. Она находилась на месте бывшей Екатерининской пустыни — монастыря, расположенного поблизости от усадьбы "Суханово" (усадьба, в свою очередь, незадолго перед этим была превращена в дом отдыха Союза архитекторов, и, по иронии судьбы, занимался этим сам Мержанов вместе с Алабяном).

В тюрьме архитектору выдали высококачественные инструменты и материалы для чертежей, но, как только работа была выполнена, проект забрали. Некоторое время спустя Мержанова вновь вызвали к Абакумову, и далее началось рабочее проектирование санатория, которое осуществлялось в другой шарашке — на сей раз в подмосковном Марфине (официально называлась "режимным конструкторским бюро хозяйственного управления МГБ СССР"). Мержанова познакомили с более молодыми архитекторами — Г.В. Макаревичем, Е.В. Рыбицким и Г.Д. Борисовым, и таким образом был создан авторский коллектив. Макаревич, Рыбицкий и Борисов находились при этом на свободе, а тот, кто возглавлял группу, томился в заключении. Надо сказать, что молодые архитекторы (все трое) впоследствии признавали, что состоялись как профессионалы именно тогда, когда работали с Мержановым.

В конце 1951 г., когда ещё не завершилось даже строительство главного корпуса (а весь санаторный комплекс был сдан в эксплуатацию в 1954 г.), за Мержановым в Сочи, где руководитель авторского коллектива лично управлял строительными работами, прибыл усиленный наряд охраны. Архитектора препроводили в иркутскую тюрьму (содержался в ней с 1952 г. до середины марта 1953 г.) и зачислили в отряд заключённых, отправлявшихся на лесоповал. Однако по заключению медкомиссии решение было изменено, и Мержанов попал в Красноярскую пересыльную тюрьму.

Счастливый случай уберёг его от дальнейших злоключений и помог ему вновь начать работать по специальности (пусть поначалу и на правах заключённого) — в проектной организации "Крайпроект". Здесь, в Красноярске, Мержанов встретил своего талантливого коллегу — архитектора Г.Б. Кочара, также репрессированного, чей тюремный "стаж" исчислялся 18–ю годами. Они были знакомы ещё до войны (Кочар являлся членом правления Союза архитекторов СССР), а теперь стали плотно работать вместе.

Позднее Кочар был назначен главным архитектором Красноярска, а Мержанов — главным архитектором "Крайпроекта". Кроме того, в 1953 г. сюда приехал сын Мирона Ивановича, тоже архитектор, — Борис Миронович Мержанов, освобождённый годом ранее (был репрессирован в 1948 г.), и с этого момента началась совместная работа отца с сыном.

Самого Мирона Ивановича освободили в 1954 г., а в 1956 г. — полностью реабилитировали.

Проекты в Красноярске

Одной из главных заслуг М.И. Мержанова во время работы в Красноярске можно считать создание филиала центрального института "Горстройпроект", позже переименованного в "Красноярскгражданпроект". За относительно короткое время численность института достигла тысячи сотрудников, и вскоре он стал крупнейшей проектной организацией Восточной Сибири, куда с целью изучения опыта красноярских архитекторов приезжали коллеги со всех концов страны, в т.ч. из Москвы и Ленинграда.

Что касается объектов, возведённых в Красноярске по проектам Мержанова, то наиболее крупными из них являются Дом Советов, кинотеатр "Совкино", здание Центрального райкома КПСС и Красноярское отделение Госбанка.

Все они в той или иной мере являются примерами того, как мастер пытался органично сочетать классические формы и современную архитектуру. А здание Госбанка, в частности, представляет собой синтез "классики" и той разновидности конструктивизма, которой Мержанов отдавал предпочтение в начале своего творческого пути. Частичный возврат архитектора к конструктивизму особенно ярко проявился также в здании ДК завода "Красмаш", расположенном на правом берегу Енисея.

Возвращение к свободному творчеству

Возвращение Мержанова к личному свободному творчеству, к сожалению, практически совпало с "закрепощением" советской архитектуры.

В ноябре 1955 г. Н.С. Хрущёв выпустил постановление об "излишествах" в проектировании и строительстве. И с 1955 по 1965 гг. развитие советской архитектуры было подчинено жёсткой бескомпромиссной стандартизации. "Сталинистскую унификацию архитектуры по канонам классицизма, ориентированную на пропаганду утопий Золотого века, сменила ещё более решительная бездуховная унификация на основе промышленного стандарта" (Иконников А.В. Историзм в архитектуре. — М.: 1997. — С. 488 ).

Среда обитания человека обезличивалась. М.И. Мержанов оставался преданным своей профессии до конца жизни, но насаждавшийся в хрущёвское время технологизм — с его ортогональной геометрией и искусственными материалами — вызывал в нём внутренний протест.

Калининград — Новые Горки

В 1958 г., взамен конфискованной после ареста дачи в Загорянке, Мержанову выделили участок в Новых Горках; в 1959 г. его сын Борис построил здесь дом. В 1960 г. М.И. Мержанов уехал из Красноярска, но в течение ещё двух лет в "Красноярскгражданпроекте" за ним официально оставалась должность консультанта.

В Новых Горках он был прописан с 1960 по 1971 гг., поскольку не имел тогда собственной квартиры. Поначалу он собирался уйти на пенсию, однако, встретившись в Москве с В.А. Шквариковым, поменял свои планы и устроился на работу в "Моспроект–1". На работу с дачи ездил на машине или на электричке — от станции Болшево .

В 1960-70-е годы в Москве были построены два крупных комплекса — ВНИИ "Инструмент" на Б. Семёновской ул. и "Станкоимпорт" у ст. метро "Калужская". В обоих случаях Мержанов был руководителем творческого коллектива. К сожалению, и тот и другой объект реализованы с заметными отступлениями от проектов.

Зимой 1971 г., когда Мержанов лечился в туберкулёзном санатории на Яузе, с ним произошёл несчастный случай: он упал и сломал шейку бедра. Работу в "Моспроекте" пришлось оставить.

Весной 1972 г. Мирон Иванович наконец-то получил двухкомнатную квартиру — в живописном парке "Дубки" в Тимирязевском районе Москвы. Здесь он жил последние три с половиной года. Но ежегодно несколько месяцев — как правило, с мая по ноябрь — проводил на даче.

Все эти годы он писал много акварелей — это были, в основном, фантазии, изображающие дворцы, дачи, санатории и их интерьеры (на некоторых, к примеру, прочитываются собирательные образы государственных дач, построенных когда-то самим Мержановым). Часто рисовал лошадей, к которым с детства питал слабость.

Поздней осенью 1975 г. М.И. Мержанов все ещё жил в Новых Горках. Двумя месяцами раньше, 23 сентября, здесь на 80–летний юбилей мастера собрались родственники и друзья. Приехали архитекторы Д.И. Бурдин и М.З. Островская, журналист-международник С.А. Микоян и другие. День рождения Мержанов отмечал в последний раз.

Ночью 13 декабря 1975 г., в Москве, архитектор умер от длительной болезни лёгких. Он был похоронен на Армянском кладбище; в этом же семейном захоронении покоится прах его матери и братьев — художника Якова Мержанова и журналиста Мартына Мержанова.

У большинства людей, интересующихся отечественной историей, со словами «дача Сталина» ассоциируется прилагательное «ближняя». И действительно, о московском объекте «Волынское», где по большей части жил, да и умер генералиссимус, знают практически все. Он фигурирует в десятках фильмов, фоторепортажей и телевизионных передач. Но у «вождя народов» была еще одна резиденция под Москвой, о самом существовании которой до недавнего времени знал достаточно ограниченный круг лиц.

Летом 2010 года мне удалось побывать на Дальней даче Сталина в Семеновском, которая в отличие от Ближней после смерти вождя довольно часто использовалась первыми лицами как для проведения различных мероприятий, так и для отдыха. Некоторые из них, например Юрий Андропов, проводили там отпуск, другие, как Михаил Горбачев и Борис Ельцин, приезжали лишь эпизодически. Но в любом случае их в этом месте что-то привлекало…

Проехав восемьдесят с лишним километров по Симферопольскому шоссе, затем двадцать по так называемой второй бетонке, мы с фотокорреспондентом Олегом Рукавицыным свернули в лесной массив. Едем еще с километр по неприметной боковой дорожке и останавливаемся у высокого зеленого забора. Конечно же, забор – не такой, как у особняков на Рублевке, но все-таки солидность сохраняется. Кстати, уже в процессе общения с историками мы узнали, что в сталинские времена высота забора достигала шесть метров. С обеих сторон забора была точно такая же, как на государственной границе, контрольно-следовая полоса. Да и охранялся объект более чем сотней специально подобранных офицеров НКВД. И еще одна небольшая деталь: до восьмидесятых годов прошлого века воздушное пространство над этим районом было полностью закрыто…

Нас, двух первых журналистов, которые получили возможность посетить Дальнюю дачу, а также наших сопровождающих из Москвы встретил приехавший к воротам на винтажном мотоцикле «Урал» сотрудник в форме. Проверил удостоверения, внимательно изучил наши паспорта, а затем забрал их «до отбытия». И мы на двух машинах поехали за ним в глубь лесного массива по ухоженной асфальтовой дороге. Через несколько минут среди вековых сосен и елей показались несколько строений, которые, собственно, и представляли собой сталинскую дачу.

Я, честно говоря, представлял себе ее немножко другой, внешне похожей на Ближнюю. Но она не была покрашена зеленой краской, а выглядела как обычный загородный дом с преобладанием желтых, коричневых, а иногда и розовых тонов. Уже потом я узнал, что в оригинале дача была зеленой, точно так же, как и кунцевская. Сталин вообще не очень-то любил разнообразие. Известно, что он давал архитектору Мержанову задание сделать комнаты на Ближней даче похожими на те, что были в его кремлевской квартире. Ну а Дальняя дача строилась похожей на жилище генерального секретаря в Волынском. Только в период нахождения у власти Юрия Андропова, в 1982-м или 1983 году, она была перекрашена в более «веселенький» цвет.

Я специально поинтересовался, кому из простых смертных удалось за последние 70 лет побывать в этом здании. Выяснилось, что журналистов сюда не допускали. Во время массовых мероприятий конца 50-х – начала 60-х годов, которые так любил проводить Хрущев, все проходило на природе, в отдалении от основного комплекса строений. Даже писателя Даниила Гранина в свое время провели только по части здания, да и то в быстром темпе. Так что информация о сталинской даче, которую мы получили, явилась своего рода эксклюзивом.

Прихожая Дальней дачи очень напоминала обстановку в главной сталинской резиденции: те же стены, облицованные деревянными панелями, похожие вешалки, приблизительно такая же мебель. Немного другие камины, отсутствие второго этажа (на Ближней его построили в 1943 году). А сам объем помещения был побольше. И на стенах не было географических карт со сталинскими пометками. Скорее всего во время войны Сталин приезжал на эту дачу не работать, а отдыхать.

Наш «обход» Дальней дачи начался строго по часовой стрелке. Пройдя в левую дверь, мы оказались в сталинском кабинете. В нем, правда, отнюдь не все сохранилось именно в таком виде, как было при жизни генералиссимуса. Если Ближняя дача после смерти Сталина должна была функционировать как закрытый музей (и была таковым в 1953–1956 гг.), то в Семеновском с пятидесятых до девяностых годов была загородная резиденция руководителей КПСС и правительства СССР. Даже в годы новой России там отдыхали президент Ельцин, председатель Совета Федерации Шумейко и другие деятели. А кое-кто останавливался на Дальней даче и в последнем десятилетии… В общем, основной целью было не сохранение исторической обстановки, а создание комфортных условий для отдыхающих. Хотя, справедливости ради, отмечу, что сотрудникам дачи удалось сохранить очень многое.

В кабинете Сталина сразу бросается в глаза современное кресло за довоенным столом, электронный калькулятор, лежащий на столе, более поздний письменный прибор и жидкокристаллический телевизор в углу. К тому же портрет Сталина на стене и бюст на столе явно диссонируют с помещением. И действительно, нам подтвердили, что их притащили из запасников «для создания атмосферы». А вот четыре кресла, диван, люстры, столик у окна – полностью аутентичны, более того, они находились в этом кабинете со сталинских времен. Конечно, на столе в кабинете не лежит початая пачка «Герцеговины Флор» рядом со сталинской трубкой, зато есть лампа ручной работы с основанием из грушевого дерева, мебель, другие исторические предметы, так что «эффект присутствия» все-таки чувствуется.

В кабинете Сталина потолки «невысокие», каких-то четыре с половиной метра. Стены кабинета практически без всяких украшений. Что интересно, дерево, которым отделаны помещения, за 70 лет сохранило свой специфический запах. В каждой комнате он свой. А по состоянию паркетного пола, стен и потолочных панелей видно, что за ними постоянно и тщательно ухаживают.

Когда мой коллега Олег Рукавицын решил присесть на диванчик в кабинете генералиссимуса, его вежливо, но твердо попросили освободить место. Специалисты рассказали нам о традиции, которая была в органах государственной охраны:

В кресле охраняемого лица не мог сидеть никто, кроме него самого. Нарушение, даже для личной охраны, каралось немедленным увольнением.

Конечно, сейчас таких строгостей на даче в Семеновском нет, но традиция есть традиция…

Первую информацию о самом существовании такого объекта, как Дальняя дача, читатели, по большей части зарубежные, получили из воспоминаний дочери Сталина Светланы:

Семеновское – новый дом, построенный перед самой войной возле старой усадьбы с большими прудами, выкопанными еще крепостными, с обширным лесом. Теперь там «государственная дача», где происходили известные летние встречи правительства с деятелями искусства. И в Липках, и в Семеновском все устраивалось в том же порядке, как и на даче отца в Кунцево – так же обставлялись комнаты (такой же точно мебелью), те же самые кусты и цветы сажались возле дома. Власик авторитетно объяснял, что «сам» любит и чего не любит. Отец бывал там очень редко, – иногда проходил год, – но весь штат ежедневно и еженощно ожидал его приезда и находился в полной боевой готовности…

Все постройки Дальней дачи, еще именуемой по названию ближайшего населенного пункта «Семеновское», были возведены в 1937–1939 годах силами специального строительного управления НКВД. Архитектором был Мирон Иванович Мержанов, тот самый, который строил и Ближнюю дачу в Волынском. Скорее всего Сталин познакомился с ним еще в конце двадцатых годов, когда приезжал на отдых в Кисловодск (Мержанов работал в этом городе. – Авт. ). Другая версия гласит, что возвышение начинающего архитектора произошло после того, как он выиграл открытый конкурс на строительство Санатория Красной Армии в Сочи, которому присвоили имя Ворошилова. Рассказывали, что будущему «первому маршалу» очень понравился проект, и с его подачи Мержанов перебрался в Москву. Но в любом случае уже в 1931 году он оказался в столице.

Судьба Мирона Мержанова, строившего многие сталинские дачи, претерпевала взлеты и падения. Целых десять лет (с 1933 по 1943 год, он был практически «придворным архитектором» «вождя народов». 12 августа 1943 года он был арестован, а 8 марта 1944 года постановлением Особого совещания при Народном комиссариате внутренних дел СССР был приговорен к десяти годам лагерей «за участие в антисоветской организации, антисоветскую агитацию и высказывание террористических намерений». Вместе с ним, как утверждают знающие люди, был осужден и его сын. А поводом для ареста послужило обнаружение у них иностранной валюты.

Естественно, проект новой дачи утверждался лично Сталиным и был в целом похож на тот, который был осуществлен в Кунцеве. Основное отличие: кунцевская дача была сделана из фибролитовых блоков (потом ее разобрали и построили точно такой же дом из кирпича), а дача в Семеновском изначально была кирпичной. К тому же, как мы уже упоминали, у этого дома нет второго этажа. Несмотря на это, по площади Дальняя дача кажется больше Ближней. Многочисленные архитектурные параллели и сходство в отделке некоторых помещений все-таки присутствуют.

Контролировал процесс строительства лично нарком Лаврентий Берия. А сам Сталин приезжал осматривать готовое здание, а потом посещал дачу во время Великой Отечественной войны. Документально подтверждены два его визита в «Семеновское», но люди знающие небезосновательно считают, что он бывал в этом месте чаще. Алексей Рыбин, по его утверждению (в скобках заметим – сомнительному), часто выезжавший со Сталиным в различные поездки, писал в своих воспоминаниях:

Вторая дача, «Семеновское», находилась в ста десяти километрах от Москвы, в бывшем владении фаворита Екатерины II Григория Орлова и его братьев. Там в тридцатые годы ОГПУ выстроило такой же одноэтажный дом с шестью комнатами и двумя застекленными террасами. Вокруг зеленел тоже в основном сосновый лес. Имелись три пруда. Самым же примечательным был родник-пятиключник. Каждая струя этого чуда природы была разной высоты и красы.

Сталин приезжал в «Семеновское» редко. Может, полюбоваться на пятиключник да с компанией отдохнуть на острове посреди самого большого пруда. Однажды он посоветовал направить ключевую воду в зацветающие пруды. Местная рыба от нее почему-то стала чахнуть. Сожалея об этом, Сталин предложил исправить ошибку. Воду пустили в речку Лопасню, текущую к деревне «Семеновское» .

Историческая справка:

Дальняя дача была построена на территории английского парка имения, некогда подаренного Екатериной II Алексею Орлову-Чесменскому и проданного им младшему брату графу Владимиру Орлову (Григорий Орлов, о котором упоминает Алексей Рыбин, к «Семеновскому» отношения не имел. – Авт.). Имение «Семеновское» или «Отрада» более известно по имени последних владельцев Орловых-Давыдовых.

Его площадь, составляющая и сегодня более сотни гектаров, в сталинские времена была просто огромной. Каскад прудов с чистейшей водой из родников и ключей, большое озеро, фазанник, медвежатник, индюшатник, форелевое хозяйство, оранжереи, фруктовый сад… Да и сейчас все оставшиеся службы находятся в действующем состоянии, а за имеющейся живностью и растительностью тщательно ухаживают.

Из кабинета генерального секретаря мы переходим в зимний сад, который смотрелся бы почти современным, если бы не отделка и мебель из карельской березы. Мебель, кстати, была сделана по спецзаказу мебельной фабрикой «Люкс». Она располагалась рядом с Бутырской тюрьмой и выполняла самые важные заказы для правительственных дач. Работали на ней лучшие столяры-краснодеревщики страны. Именно на «Люксе» изготавливалась вся мебель для первых лиц государства, а также делались оконные рамы, стеновые и потолочные панели, лестницы, перила, двери… При изготовлении предметов интерьера все они многократно дублировались. На фабрике хранились заготовки каждого стола, стула или шкафа, строго пронумерованные. При необходимости в течение суток собирался новый стол или шкаф и отсылался на дачу.

Меня удивили низенькие, выглядевшие почти детскими, стульчики у стола в зимнем саду, но я вспомнил, что «вождь народов» был совсем небольшого роста и ему скорее всего было удобно сидеть на таких стульях. Паркет в зимнем саду менее изысканный, чем в кабинете, и прикрыт в значительной мере ковром, который, судя по рисунку, относится к семидесятым – восьмидесятым годам прошлого века.

Из зимнего сада есть дверь в Большую столовую. Двери на даче, кстати, изготовлены из дубового массива толщиной в 5–7 сантиметров и снабжены замками штучного изготовления. На них есть соответствующие номера и клейма. Сделаны они были скорее всего в Туле на оружейном заводе. Кстати, исправно функционируют уже семьдесят с лишним лет…

«Большая столовая» явно рассчитана на то, чтобы поражать воображение. Огромное помещение, примерно семиметровой высоты, отделано деревом полностью. Потолки сводчатого типа, тоже деревянные. И все это не какой-нибудь там новомодный шпон, а массив различных пород дерева. Кстати, несмотря на солидный возраст, дерево не растрескивается и вообще не деформируется, сохраняя приданную ему в 30-е годы форму. В одной из стен действующий камин, отделанный ониксом и опалом. Если на Ближней даче камин совсем небольшой и сделан довольно скромным (хотя Светлана Аллилуева, дочь Сталина, и называла его «единственной роскошью» на даче), то на Дальней камин огромен, и на материалах по его отделке явно не собирались экономить.

За большим столом в центре столовой при желании можно разместить полсотни человек. Сталин Большую столовую не любил, предпочитая трапезничать в более скромном помещении, а вот Никита Сергеевич Хрущев делал из столовой своего рода зал заседаний. Уже в бытность свою Первым секретарем ЦК Хрущев любил проводить за этим столом выездные совещания и устраивать публичные разносы. Но потом, во время обеда или ужина, когда к столу подавалось обильное угощение и довольно большое количество алкоголя, ситуация сглаживалась сама собой.

Главная спальня, в которой отдыхали от дневных трудов и Сталин, и Хрущев, и Андропов, и Ельцин, отделана карельской березой. Большой объем помещения создает впечатление, что установленные там кровати – детские. На самом деле – это две обычные полноразмерные кровати. Но для Ельцина (а он приезжал сюда, еще будучи первым секретарем МГК КПСС, а став президентом, до 1996 года бывал еженедельно) кровать пришлось удлинять (все-таки он был ростом на 30 сантиметров выше Сталина). В девяностых годах Ельцин любил бывать в «Семеновском», рыбачил, гулял, ходил на родник. Кстати, родник – это местная достопримечательность. Он «бесперебойно работает» с XVIII века и дает большое количество очень вкусной и холодной (мы попробовали) воды. А Ельцину она настолько понравилась, что ему дважды в неделю привозили специальные бутыли, налитые из родника. Собственно, родников в парке семь. Один из сотрудников рассказал нам, что главный грот с львиной головой, из которой пульсирующей струей льется вода, был построен «по заказу» Сталина. Даже камень, которым он отделан, был привезен с его родины – из Гори. Берия знал, как угодить хозяину.

К спальне примыкает санузел площадью примерно с современную однокомнатную квартиру – около сорока квадратных метров. В нем с 1939 года сохранились старинная сантехника и любимая сталинская кушетка. Унитаз в «главном» санузле точно такой же, как и на Ближней даче, с прямоугольным бачком и мощной системой смыва.

Любопытную «сантехническую» историю из жизни вождя, показывавшую некоторые человеческие черты его характера, вспоминал в своей книге «Рядом со Сталиным» Алексей Рыбин:

По дороге из Москвы он явно настроился принять ванну. Взяв белье, пошел туда. Трудно представить, как поворачивал вентили, но воды не было. Никакой. Вернулся, сердито сказав:

– Вас приставили смотреть за исправностью ванны.

Бросил на стол белье, мочалку с мылом и ушел. Соловов (комендант дачи в Семеновском. – Авт.) кинулся к вентилям. Вода вовсю хлестнула из кранов. Соловов с радостью доложил об этом. Однако, прогуливаясь по террасе, Сталин уже передумал мыться. Но чувство вины за нелепый казус осталось. Этак с подходцем спросил:

– Хозяин, как вы думаете, вот эта старая сосна не может в бурю обрушиться на нашу хату?

– Давайте на всякий случай спилим ее, – предложил Соловов.

– А как? Ведь ее все равно потянет на хату.

– Распилим по частям. Сначала снимем на веревках макушку, потом – середину. И все обойдется.

– Правильно. Так и сделайте.

Соловов пошел за рабочими. Но через полчаса Сталин признался:

– Хозяин, я передумал дерево спиливать. Оно, пожалуй, еще нас переживет.

Следующее помещение, в котором мы побывали, – это так называемая чинаровая спальня. Она была, как говорят, самым любимым помещением Сталина. Отделка в гамме желтоватых, коричневых и темно-коричневых цветов, похоже, пришлась вождю по вкусу… Но историческая мебель в ней не сохранилась, и кровать явно относится к концу XX века. Рядом находится «малая столовая», в которой «вождь народов» обычно обедал. Она рассчитана на шесть – двенадцать человек, и приезжавшие сюда отдыхать с семьями члены Политбюро – Демичев, Суслов, Подгорный, Громыко, Кириленко и другие – обедали именно здесь.

В чинаровой спальне обычно отдыхала чета Горбачевых. Между прочим, в ней, как и в других, установлена персональная печь, которая является запасным источником тепла и топится из коридора. Вся система действующая, и несколько раз в год проводится контрольная топка. Хотя есть здесь и дизельный генератор, и центральное электроснабжение, и газ.

Вообще комнаты и коридоры действительно «дышат историей». Никаких новомодных кондиционеров. Но и без них в сорокаградусную жару (москвичи могут вспомнить горячее и дымное лето 2010 года) спиртовые термометры 1950 года выпуска (а они есть в каждом помещении) показывали от 19 до 24 градусов.

Дальней даче «досталось» во время Великой Отечественной войны. Ее чуть не взорвали, как сталинскую резиденцию в Зубалове. Алексей Рыбин по этому поводу писал:

Во время войны эта дача уцелела просто чудом. На ближних железнодорожных станциях Барыбино и Михнево разгружались из эшелонов дальневосточные и сибирские войска. Поэтому налеты вражеской авиации усилились до предела. Некоторые бомбы по ветру заносило сюда. Постоянно велся минометный обстрел территории. Приближение фашистских войск вынудило заминировать дачу. Соловову даже пришлось выяснить у начальства, взрывать ли ее? Мудрый генерал ответил:

– Взорвешь дачу раньше времени – расстреляем. Сдашь ее немцам – найдем и повесим. Так что решай сам по обстановке.

Соловов рванулся к Сталину. Войска Юго-Западного фронта под командованием генерала Захаркина получили приказ оставаться на занимаемых позициях. Так они спасли дачу. За что Соловов поднес командиру ополченцев, очень страдавшему язвой желудка, полный стакан спирта. В старом доме братьев Орловых разместился полевой госпиталь. При свете керосиновых ламп врачи оперировали раненых бойцов. Минометный обстрел территории не прекращался.

Необычность здания подчеркивается и интересным переходом между жилой зоной и служебным корпусом. Коридор этот изогнут, и пол его становится выше по мере удаления от основного дома. Специалист историк пояснил нам:

Такое архитектурное решение было связано с двумя факторами. Во-первых, Сталин очень не любил, когда с кухни доносились запахи готовящейся пищи. А во-вторых, изогнутый коридор не давал возможности произвести прямой выстрел, что вполне отвечало тогдашним требованиям безопасности. Точно такой же коридор есть и на даче в Волынском…

Мы уже отмечали, что документально зафиксированы лишь две поездки Сталина на Дальнюю дачу. Но в воспоминаниях его соратников, дочери и охранников этот объект упоминается довольно часто. Алексей Рыбин вспоминал любопытный эпизод военных лет:

Хотя территория дальней дачи «Семеновское» постоянно обстреливалась минометным огнем противника, Сталин продолжал туда приезжать. Наконец даже поступило грозное предупреждение НКВД, будто одна из мин, в землю, не взорвалась. Вдобавок предполагалась умышленная закладка мины около дачи, а то и под нее. Пришлось доложить об этом Сталину. Соловов, естественно, опасался разноса: куда смотрел?! Но Сталин совершенно спокойно сказал:

– Вы же танкист и минер. Что ж, пойдемте, проверим.

Соловов начал действовать миноискателем. Сталин с любопытством топтался рядом. Да еще норовил обогнать Соловова, а тот не мог его отправить подальше в безопасное место. Благо, все кончилось удачно.

В послевоенные годы здание дачи подверглось небольшой перестройке и частичной реконструкции. В восьмидесятых годах прошлого века к нему был пристроен десятиметровый бассейн с противотоком. Сделано это было специально для того, чтобы председатель КГБ, а потом и генеральный секретарь ЦК КПСС Юрий Андропов мог принимать прописанные ему врачами водные процедуры.

С именем Андропова вообще довольно много связано в «Семеновском». Он часто приезжал сюда, ловил рыбу, гулял по парку. Как говорят люди сведущие, бывало, проводил тут отпуск и был очень умерен в еде и развлечениях.

На территории дачи есть довольно много мест, связанных с историческими личностями. На одном из прудов часто вместе рыбачили Никита Хрущев и Екатерина Фурцева, тогдашний министр культуры. Как нам рассказали, дама была гораздо удачливее, что очень раздражало главу государства. Пришлось, как в фильме «Бриллиантовая рука», запускать в воду аквалангиста, который аккуратно насаживал рыбу на крючок удочки Хрущева, и тот с торжеством вытаскивал одного карпа или судака за другим. А у Фурцевой, понятное дело, в это время клева никакого не было, – все-таки аквалангист на какое-то время распугивал рыбу.

А Андрей Андреевич Громыко любил косить траву, причем не газонокосилкой, а обычной крестьянской косой на своей собственной полянке. И делал это вполне профессионально. Как, впрочем, и руководил отечественной дипломатией.

На этом объекте неоднократно бывали и иногда даже жили высокопоставленные зарубежные гости: Джавахарлал Неру со своей дочерью Индирой Ганди, Гамаль Абдель Насер – египетский лидер, Фидель Кастро, Юмджагийн Цеденбал – глава Монголии, президент Афганистана Наджибулла с семьей и другие. Бывали и космонавты, начиная с Гагарина и Титова.

Крупные мероприятия проводились тут нечасто и не были связаны непосредственно с главным домом. Около одного из прудов сохранился гигантский металлический каркас, который при Хрущеве был перекрыт и становился огромным шатром. Здесь в 1957-м и 1961 году Никита Сергеевич встречался с деятелями культуры и искусства, приглашая до 300 человек. На этих встречах Хрущев критиковал писателей Константина Симонова и Мариэтту Шагинян, поэтессу Маргариту Алигер. Но заканчивались такие встречи мирно – все выпивали и закусывали под выступление оркестра русских народных инструментов.

Дополните информацию о персоне

Биография

Ранние годы и начало карьеры

Архитектор родился в преуспевающей армянской семье в городе Нахичевань-на-Дону. Отец служил чиновником, и приходился дальним родственником И. К. Айвазовскому .

До начала Первой мировой войны Меран успел закончить классическую гимназию и поступить в Санкт-Петербургский Институт гражданских инженеров. Подрабатывал чертёжником в мастерской А. И. Таманяна , затем был призван в войска, но на фронт попасть не успел.

После октябрьской революции бежал из голодного Петербурга домой, в Ростов. Пытаясь избежать призыва в деникинские войска первой линии, добровольно вступил в инженерный батальон белой армии, а после её разгрома поселился в Краснодаре.

В 1920-1923 продолжил обучение в Кубанском политехническом институте, легко вошёл в круг местных профессионалов, в 1922 женился на дочери кисловодского архитектора Эммануила Ходжаева - Елизавете.

Работы

Первая самостоятельная постройка Мержанова - собственный дом в Кисловодске (1925). За ним последовали

• крытый рынок в Ессентуках
• здание Госбанка в Пятигорске
• один из корпусов санатория «10 лет Октября» (ныне «Жемчужина Кавказа») в Кисловодске

В этих постройках, формально принадлежащих к конструктивизму, проявился почерк Мержанова, сохранившийся до конца его дней - стремление к эффектной монументальности построек, в сочетании с романтизацией, зрительным облегчением конструкций, а также излюбленная деталь архитектора - угловые балконы и угловые ниши, разрывающие гладкие стены зданий. Позже Мержанов называл своими главными учителями И. В. Жолтовского и Фрэнка Ллойд Райта.

Тридцатые годы

В 1929 Мержанов выиграл открытый конкурс на проектирование санатория РККА в Сочи, который курировал лично К. Е. Ворошилов. Санаторий, финансировавшийся займом среди военных, был открыт 1 июня 1934, и в том же году ему было присвоено имя Ворошилова. Архитектор и нарком стали личными друзьями; дружба эта сохранилась и после отставки Ворошилова и освобождения Мержанова. Санаторий выстроен в конструктивистской манере, но Мержанов намеренно маскировал наиболее жёсткие конструктивисткие элементы, гармонично соединив простые геометрические формы с горным рельефом побережья. Образ санатория и примыкающего к нему фуникулёра был растиражирован пропагандой, и Мержанов вошёл в обойму наиболее востребованных советских архитекторов.

В 1931 Мержанов был вызван в Москву и назначен главным архитектором хозуправления ЦИК СССР. Одновременно с завершением ворошиловского санатория, по заданиям ЦИК Мержанов выстроил комплекс государственных дач «Бочаров Ручей».

Руководил проектированием Военно-морской академии в Ленинграде, проектированием зданий для нового города Комсомольск-на-Амуре, совместно с А. К. Буровым построил московский Дом Архитекторов. Во второй половине тридцатых Мержанов строит в Кисловодске два крупных санатория - «Санаторий-отель НКВД» (ныне «Кисловодск») и «Красные камни». Это уже бесспорно сталинская архитектура, причём не ограниченная в средствах на качественную отделку камнем, и сохранившая типичный для архитектора «южный» романтизм.

В 1933-1934 Мержанов спроектировал первую сталинскую дачу - т. н. ближнюю дачу в Кунцеве. Первоначально одноэтажный дом был надстроен до двух этажей в 1943, когда архитектор уже сидел в заключении; автор проекта перестройки неизвестен, но вероятно, что был использован проект самого Мержанова.

В 1934 году, удовлетворённый заказчик вызвал Мержанова лично и поставил задачу спроектировать комплекс государственных дач в Мацесте, в 1935 - на Холодной речке близ Гагр. Все эти объекты спроектирован в стиле модернизированной классики, равноудалённой и от конструктивизма, и от «сталинского ампира», что дало некоторым авторам (Д. Хмельницкий) утверждать, что личные вкусы Сталина существенно отличались от того, что фактически насаждалось в советской архитектуре.

В 1938 году Мержанов разработал ряд проектов Золотой Звезды Героя Советского Союза (первые Герои награждались только орденом Ленина); был выбран наиболее лаконичный вариант. В 1939 он предложил два варианта медали «Серп и Молот», на этот раз был выбран самый миниатюрный. Официальное утверждение Звёзд состоялось 1 августа 1939 и 22 мая 1940.

Арест

После начала Великой Отечественной войны Мержанов проектировал объекты гражданской обороны Москвы, в том числе обустройство станции метро Маяковская перед историческим собранием 6 ноября 1941. После эвакуации большинства московских архитекторов в Чимкент Мержанов и К. С. Алабян остались в Москве.

12 августа 1943г. Мержанов, его жена и близкий круг сотрудников были арестованы. 8 марта 1944 Мержанов был приговорён без суда к 10 годам лагерей по статье 58, ч.1а, 8, 10, 11, 17, 19 УК РСФСР. Обвинительное заключение основывалось исключительно на показаниях узкого круга сотрудников Мержанова и факте его службы у Деникина. То, что в октябре 1941 он остался в Москве, стало доказательством «измены». Жена Мержанова не представляла особой ценности и сгинула в лагерях в середине сороковых, а сам архитектор, этапированный в хорошо знакомый ему Комсомольск-на-Амуре, был выдернут из общего барака лагерным начальством и вновь занялся проектированием. В Комсомольске по его проекту построены городской Дворец культуры и ДК авиазавода.

В 1948г. Мержанов был этапирован в Москву, где В. С. Абакумов лично поставил ему задачу - спроектировать для МГБ санаторий в Сочи. Архитектор работал в сухановской тюрьме и в «шарашке» в Марфино, где познакомился с А. И. Солженициным. В 1950 проект был утверждён Абакумовым, и Мержанов приступил к постройке своего крупнейшего и, вероятно, лучшего произведения - санатория имени Дзержинского. Однако вскоре после ареста Абакумова, в конце 1951, Мержанов был отстранён от постройки, и до марта 1953 сидел в иркутской тюрьме, затем в красноярской пересылке (санаторий достроили в 1954).

Формально освобождённый в 1954 на бессрочную ссылку, он обосновался в Красноярске и возглавил «Красноярскгражданпроект» (главным архитектором города был также ссыльный армянин, Г. Б. Кочар). По проектам Мержанова в Красноярске построены Центральный райком КПСС, городской кинотеатр, отделение Госбанка и ДК Красмаш - попытка вернуться от ампира к конструктивизму.

Последние годы

Поселился на зимней даче в Болшеве, незадолго до того построенной его сыном. Несмотря на возраст, приближавшийся к 70-летней отметке, Мирона Ивановича пригласили работать в «Моспроект-2» - «руководителем авторского коллектива».

В таком качестве Мирон Мержанов разработал проекты двух крупных московских комплексов: ВНИИ «Инструмент» на Большой Семеновской улице и «Станкоимпорт» у станции метро «Калужская».

Последние три с половиной года Мирон Иванович Мержанов жил в новом доме на небольшой улице Немчинова. Свой жизненный путь архитектор Мержанов завершил в Москве 13 декабря 1975 года.

Общественная деятельность

Мирон Иванович Мержанов был одним из первых членов Союза архитекторов СССР, созданного в 1932 году.

Спустя пять лет он стал секретарем Союза архитекторов и одновременно - председателем Архфонда СССР.

Награды

• «Гран-При» на Всемирной выставке в Париже в 1936 (за проект санатория РРКА в Сочи)

Разное

Изображения

Санаторий им. Ф. Э. Дзержинского в Сочи

Сноски

⧼cite_references_prefix⧽

Ты - не раб!
Закрытый образовательный курс для детей элиты: "Истинное обустройство мира".
http://noslave.org

Материал из Википедии - свободной энциклопедии

Миро́н Ива́нович Мержа́нов (Миран Оганесович Мержанянц , 23 сентября - декабрь ) - советский архитектор . В 1934-1941 годах - личный архитектор И. В. Сталина , автор проектов дач Сталина и высших руководителей СССР в Кунцеве , Мацесте , Бочаровом Ручье .

В 1943-1954 годах репрессирован, работал в архитектурных «шарашках » от Сочи до Комсомольска-на-Амуре . Автор проектов Золотых Звёзд Героя Советского Союза и Героя Социалистического Труда (1938-1939) .

Биография

Ранние годы и начало карьеры

Архитектор родился в городе Нахичевань-на-Дону (сегодня - в черте Ростова-на-Дону) в преуспевающей армянской семье. Отец Иван служил чиновником и управляющим на фабрике купца Унаняна в Славянске, и приходился дальним родственником И. К. Айвазовскому . Все три сына Ивана стали талантливыми специалистами - каждый в своей области. Средний сын и младший брат Мирона Мартын стал известным спортивным журналистом, основавшим в 1960 еженедельник «Футбол», младший Яков работал театральным художником в Москве, но рано умер. До начала Первой мировой войны Мирон успел закончить классическую гимназию и поступить в Санкт-Петербургский . Подрабатывал чертёжником в мастерской А. И. Таманяна , затем был призван в войска, но на фронт попасть не успел.

Тридцатые годы

В 1929 году Мержанов выиграл открытый конкурс на проектирование санатория РККА в Сочи , который курировал лично К. Е. Ворошилов . Санаторий, финансировавшийся займом среди военных, был открыт 1 июня 1934 года, и в том же году ему было присвоено имя Ворошилова. Архитектор и нарком стали личными друзьями; дружба эта сохранилась и после отставки Ворошилова и освобождения Мержанова. Санаторий выстроен в конструктивистской манере, но Мержанов намеренно маскировал наиболее жёсткие конструктивистские элементы, гармонично соединив простые геометрические формы с горным рельефом побережья. Образ санатория и примыкающего к нему фуникулёра был растиражирован пропагандой, и Мержанов вошёл в обойму наиболее востребованных советских архитекторов.

В 1931 году Мержанов был вызван в Москву и назначен главным архитектором хозуправления ЦИК СССР . Одновременно с завершением ворошиловского санатория, по заданиям ЦИК Мержанов выстроил комплекс государственных дач «Бочаров Ручей ». Руководил проектированием Военно-морской академии в Ленинграде , проектированием зданий для нового города Комсомольск-на-Амуре , совместно с А. К. Буровым построил московский Дом Архитекторов. Во второй половине тридцатых Мержанов строит в Кисловодске два крупных санатория - «Санаторий-отель НКВД» (ныне «Кисловодск») и «Красные камни». Это уже бесспорно сталинская архитектура, причём не ограниченная в средствах на качественную отделку камнем, и сохранившая типичный для архитектора «южный» романтизм.

В 1933-1934 годах Мержанов спроектировал первую сталинскую дачу - т. н. ближнюю дачу в Волынском . Первоначально одноэтажный дом был надстроен до двух этажей в 1943 (по другим источникам 1948), когда архитектор уже сидел в заключении; автор проекта перестройки неизвестен, но вероятно, что был использован проект самого Мержанова. В 1934 году, удовлетворённый заказчик вызвал Мержанова лично и поставил задачу спроектировать комплекс государственных дач в Мацесте , в 1935 году - на Холодной речке близ Гагр . Все эти объекты спроектированы в стиле модернизированной классики (см. постконструктивизм), равноудалённой и от конструктивизма, и от «сталинского ампира», что дало некоторым авторам (Д. Хмельницкий) утверждать, что личные вкусы Сталина существенно отличались от того, что фактически насаждалось в советской архитектуре.

В 1938 году Мержанов разработал ряд проектов Золотой Звезды Героя Советского Союза (первые Герои награждались только орденом Ленина); был выбран наиболее лаконичный вариант. В 1939 году он предложил два варианта медали «Серп и Молот», на этот раз был выбран самый миниатюрный. Официальное утверждение Звёзд состоялось 1 августа 1939-го и 22 мая 1940 года.

Арест и «шарашки»

Krasnoyarsk Krai government building.jpg

Здание администрации Красноярского края

Семья

Напишите отзыв о статье "Мержанов, Мирон Иванович"

Примечания

Литература

• Акулов, А. А. Архитектор Сталина: документальная повесть. - Рязань: Издательство «Ситников», 2006. - ISBN 5-902420-11-3
• Хмельницкий Д. Зодчий Сталин. - М .: «Новое литературное обозрение», 2007. - ISBN 5-86793-496-9

Ссылки

Отрывок, характеризующий Мержанов, Мирон Иванович

Позже, чуть отойдя от потрясения, Светодар спросил у Марсилы, знает ли она о том, что он увидел. И когда услышал положительный ответ, его душа буквально «зарыдала» слезами счастья – в этой земле и вправду всё ещё жива была его мать – Золотая Мария! Сама земля Окситании воссоздала в себе эту прекрасную женщину – «оживила» в камне свою Магдалину... Это было настоящим творением любви... Только любящим зодчим была природа.

У меня на глазах блестели слёзы... И совершенно не было за это стыдно. Я очень многое бы отдала, чтобы встретить кого-то из них живыми!.. Особенно Магдалину. Какая же дивная, древняя Магия пылала в душе этой удивительной женщины, когда она создавала своё волшебное царство?! Царство, в котором правило Знание и Понимание, и костяком которого была Любовь. Только не та любовь, о которой кричала «святая» церковь, износив это дивное слово до того, что не хотелось долее его слышать, а та прекрасная и чистая, настоящая и мужественная, единственная и удивительная ЛЮБОВЬ, с именем которой рождались державы... и с именем которой древние воины бросались в бой... с именем которой рождалась новая жизнь... именем которой менялся и становился лучше наш мир... Вот эту Любовь несла Золотая Мария. И именно этой Марии мне хотелось бы поклониться... За всё, что она несла, за её чистую светлую ЖИЗНЬ, за её смелость и мужество, и за Любовь.
Но, к сожалению, сделать это было невозможно... Она жила столетия назад. И я не могла быть той, кто её знал. Невероятно глубокая, светлая печаль вдруг захлестнула меня с головой, и горькие слёзы полились потоком...
– Ну что ты, мой друг!.. Тебя ждут другие печали! – удивлённо воскликнул Север. – Прошу тебя, успокойся...
Он ласково коснулся моей руки и постепенно печаль исчезла. Осталась только горечь, будто я потеряла что-то светлое и дорогое...
– Тебе нельзя расслабляться... Тебя ждёт война, Изидора.
– Скажи, Север, учение катаров называлось Учением Любви из-за Магдалины?
– Тут ты не совсем права, Изидора. Учением Любви его звали не посвящённые. Для тех же, кто понимал, оно несло совершенно иной смысл. Вслушайся в звучание слов, Изидора: любовь по-французски звучит – амор (amour) – не так ли? А теперь раздели это слово, отделив от него букву «а»... Получится а’мор (а"mort) – без смерти... Вот и получается истинное значение учения Магдалины – Учение Бессмертных. Как я уже раньше тебе говорил – всё просто, Изидора, если только правильно смотреть и слушать... Ну, а для тех, кто не слышит – пусть остаётся Ученьем Любви... оно ведь тоже красиво. Да и истины толика в этом всё же остаётся.
Я стояла совершенно остолбенев. Учение Бессмертных!.. Даария... Так вот, что являлось учением Радомира и Магдалины!.. Север удивлял меня множество раз, но никогда ещё я не чувствовала себя столь потрясённой!.. Учение катаров притягивало меня своей мощной, волшебной силой, и я не могла себе простить, что не говорила об этом с Севером раньше.
– Скажи, Север, осталось ли что-то от записей катар? Должно же было что-то сохраниться? Даже если не самих Совершенных, то хотя бы просто учеников? Я имею в виду что-то об их настоящей жизни и учении?
– К сожалению – нет, Изидора. Инквизиция уничтожила всё и везде. Её вассалы, по приказу Папы, посылались даже в другие страны, чтобы уничтожить каждую рукопись, каждый оставшийся кусочек бересты, какой только могли найти... Мы искали хоть что-нибудь, но ничего не смогли спасти.
– Ну, а сами люди? Не могло ли остаться что-то у людей, кто сохранял бы это через века?
– Не знаю, Изидора... Думаю, даже если кто-то и имел какую-то запись, то её изменили за время. Человеку ведь свойственно всё перекраивать по-своему... А уж особенно не понимая. Так что вряд ли что-либо сохранилось, как оно было. Жаль... Правда, у нас сохранились дневники Радомира и Магдалины, но это было до создания катар. Хотя, думаю, учение не изменилось.
– Прости, за мои сумбурные мысли и вопросы, Север. Вижу, что потеряла много, не придя к вам. Но всё же, я пока жива. А пока дышу, я ещё могу тебя спрашивать, не так ли? Расскажешь ли мне, как закончилась жизнь Светодара? Прости, за то, что прервала.
Север искренне улыбался. Ему нравилось моё нетерпение и жажда «успеть» узнать. И он с удовольствием продолжил.
После своего возвращения, Светодар жил и учил в Окситании всего два года, Изидора. Но эти годы стали самыми дорогими и счастливыми годами его скитальческой жизни. Его дни, освещённые весёлым смехом Белояра, проходили в любимом Монтсегуре, в окружении Совершенных, которым Светодар честно и искренне пытался передать то, чему долгие годы учил его далёкий Странник.
Они собирались в Храме Солнца, который удесятерял собой нужную им Живую Силу. А также защищал их от нежелательных «гостей», когда кто-то собирался туда тайно проникнуть, не желая появляться открыто.
Храмом Солнца называли специально построенную в Монтсегуре башню, которая в определённое время суток пропускала в окно прямые солнечные лучи, что делало Храм в тот миг истинно волшебным. А ещё эта башня концентрировала и усиливала энергию, что для работающих там в тот момент катар облегчало напряжение и не требовало слишком большой отдачи сил.

В скором времени произошёл непредвиденный и довольно таки забавный случай, после которого ближайшие Совершенные (а потом и остальные катары) начали называть Светодара «огненным». А началось это после того, как во время одного из обычных занятий Светодар, забывшись, полностью раскрыл перед ними свою высокую энергетическую Сущность... Как известно, все без исключения Совершенные были видящими. И появление пылающей огнём сущности Светодара вызвало настоящий шок у Совершенных... Посыпались тысячи вопросов, на многие из которых даже у самого Светодара не было ответов. Ответить мог, наверное, только Странник, но он был недосягаемым и далёким. Поэтому Светодар вынужден был как то объясняться с друзьями сам... Удалось ему это или нет – неизвестно. Только с того самого дня все катары начали называть его Огненным Учителем.
(О существовании Огненного Учителя и правда упоминается в некоторых современных книгах про катар, только, к сожалению, не о том, который был настоящим... Видимо прав был Север, говоря, что люди, не понимая, переделывают всё на свой лад... Как говорится: «слышали звон, но не знают где он»... Например, я нашла воспоминания «последнего катара» Дэода Роше, который говорит, что Огненным Учителем был некий Штайнер(?!)... Опять же, к Чистому и Светлому насильно «приживляется» народ Израиля.... которого никогда не было среди настоящих Катар).
Прошло два года. Мир и покой царили в уставшей душе Светодара. Дни бежали за днями, унося всё дальше старые печали... Малыш Белояр, казалось, рос не по дням, а по часам, становясь всё смышлёнее и умней, перегоняя в этом всех своих старших друзей, чем сильно радовал дедушку Светодара. Но вот в один из таких счастливых, спокойных дней, Светодар вдруг почувствовал странную, щемящую тревогу... Его Дар говорил ему – в его мирную дверь стучится беда... Ничего вроде бы не менялось, ничего не происходило. Но тревога Светодара росла, отравляя приятные мгновения полного покоя.
Однажды, Светодар гулял по окрестностям с маленьким Белояром (мирское имя которого было – Франк) недалеко от пещеры, в которой погибла почти что вся его семья. Погода была чудесной – день стоял солнечный и тёплый – и ноги сами понесли Светодара проведать печальную пещеру... Маленький Белояр, как всегда, нарвал близ растущих полевых цветов, и дедушка с праправнуком пришли поклониться месту умерших.
Наверное, кто-то когда-то наложил проклятие на эту пещеру для его семьи, иначе невозможно было понять, как же они, такие необычайно одарённые, вдруг почему-то полностью теряли свою чувствительность, именно попадая только в эту пещеру, и как слепые котята, направлялись прямиком в кем-то расставленный капкан.
Весело щебетавший свою любимую песенку Белояр вдруг замолк, как это всегда случалось, стоило ему войти в знакомую пещеру. Мальчик не понимал, что заставляло его вести себя именно так, но как только они входили внутрь – всё его весёлое настроение куда-то испарялось, и оставалась в сердечке только печаль...
– Скажи мне, дедушка, а почему здесь всегда убивали? Это место очень печальное, я это «слышу»... Давай уйдём отсюда дедушка! Мне оно очень не нравится... Здесь всегда пахнет бедой.
Малыш боязливо передёрнул плечиками, будто и, правда, почувствовав какую-то беду. Светодар печально улыбнулся и крепко обняв мальчика, хотел уже выйти наружу, как у входа в пещеру неожиданно появились четверо незнакомых ему человек.
– Вас не приглашали сюда, незваные. Это семейная печальня, и сюда запрещён вход посторонним. Уходите с миром, – тихо произнёс Светодар. Он тут же горько пожалел, что взял с собой Белояра. Малыш испуганно жался к деду, видимо чувствуя нехорошее.
– Что ж, как раз это и есть подходящее место!.. – нагло захохотал один из незнакомцев. – Не придётся ничего искать...
Они начали окружать безоружную пару, явно стараясь пока не приближаться.
– Ну, прислужник Дьявола, покажи нам свою силёнку! – храбрились «святые войны». – Что, не помогает твой рогатый господин?
Незнакомцы нарочито себя злили, стараясь не поддаваться страху, так как про невероятную силу Огненного Учителя видимо были наслышаны достаточно.
Левой рукой Светодар легко задвинул малыша за спину, а правую протянул к пришедшим, как бы загораживая вход в пещеру.
– Я предупредил вас, остальное ваше дело... – сурово произнёс он. – Уходите и с вами ничего плохого не случится.
Четверо вызывающе загоготали. Один из них, самый высокий, вытащив узкий нож, нагло им размахивая пошёл на Светодара... И тут Белояр, испуганно пискнув, вывернулся из державших его дедушкиных рук, и пулей метнувшись к человеку с ножом, начал больно колотить по его коленям подхваченным на бегу увесистым камушком. Незнакомец взревел от боли и, как муху, отшвырнул мальчика от себя подальше. Но беда-то была в том, что «пришедшие» всё ещё стояли у самого входа в пещеру... И незнакомец швырнул Белояра именно в сторону входа... Тонко закричав, мальчик перевернулся через голову, и лёгким мячиком полетел в пропасть... Это заняло всего несколько коротких секунд, и Светодар не успел... Ослепший от боли, он протянул руку к ударившему Белояра человеку – тот, не издав ни звука, пролетел в воздухе пару шагов и грохнувшись головой об стенку, грузным мешком съехал на каменный пол. Его «напарники», видя столь печальный конец своего вожака, кучей попятились во внутрь пещеры. И тут, Светодар сделал одну-единственную ошибку... Желая увидеть жив ли Белояр, он слишком близко пододвинулся к обрыву и лишь на мгновение отвернулся от убийц. Тут же один из них, молнией подскочив сзади, нанёс ему в спину резкий удар ногой... Тело Светодара улетело в бездну следом за маленьким Белояром... Всё было кончено. Не на что было больше смотреть. Подлые «человечки» толкая друг друга, быстренько убрались из пещеры...

26. Архитектор Сталина, Мержанов Мирон Иванович.

Как-то в середине лета 1949 года, к нам как обычно, пожаловал полковник Железов. На этот раз свита была более многочисленней, чем всегда, причём среди гебистов в военных костюмах резко выделялся одетый в элегантный костюм высокого роста чернявый сутуловатый человек. Фома Фомич представил его нам в качестве нового руководителя нашей, реорганизованной в "архитектурно-художественную", группы.

Потом сами познакомитесь поближе, но это не снимает с вас ответственности за работу художников, сказал Железов, обращаясь к Ивашову-Мусатову, и начальство удалилось.

/...Забегая вперёд, отмечу, что как группа работала под руководством Мусатова, так в дальнейшем и продолжала работать, так как Мержанову отвели закуток тут же при студии, где он и затворничая, корпел над какими-то рисунками и чертежами. А мы сгорали от любопытства.../

На следующий день он вышел к нам потягиваясь, сгибая руки в локтях и резко откидывая их назад, стараясь выпрямить спину.

Ну что ж, друзья, давайте знакомиться, я архитектор, строю санатории на Черноморском побережье Кавказа, строил дачи для товарища Сталина, и он назвал один из построенных им санаториев, кажется, если не ошибаюсь, им. Ворошилова. По поводу своего срока ответил коротко: "Статья 58-10, часть первая, за "низкопоклонство перед западом", 10 лет лишения свободы. Рассмеявшись, он картинно раскланялся, делая вид, что машет перед нами шляпой с перьями. И вообще он оказался человеком остроумным и весёлым, но даже не пытался скрыть от нас своего чувства превосходства, был вальяжен не в меру.

Я обратил внимание на его слова: "Строю санатории", то есть в настоящем времени, но постеснялся задать ему вопрос. Это вскоре прояснилось и без моих вопросов, - он просто продолжал работать над проектом санатория МТБ на Черноморском побережье Кавказа, который начал проектировать ещё до своего ареста. Спустя время он показал нам выполненные акварелью на больших листах ватмана эскизы проекта основного корпуса, который красиво вписывался в живописный ландшафт гористого побережья моря.

Каждое утро Мержанов, проходя через студию в свой закуток, громко приветствовал нас: "Ну, что пригорюнились, богема? Самое главное в жизни - уметь правильно заточить карандаш!" И действительно,

карандаши он затачивал удивительно красиво и быстро - всего лишь несколькими движениями безопасной бритвы. Срезы получались длинными и изящными. За всё время работы в группе он упорно старался научить каждого из нас этому искусству, но мне, например, уроки впрок не шли, - я продолжал чинить вкривь и вкось...

Со временем Мержанов умерил свою надменность, стал проще, приветливей, вероятно почувствовал нашу нарастающую отчуждённость. Отсюда и эти каждодневные приветствия и уроки по заточке карандашей. Между собой мы пришли к выводу, что он просто пытается овладеть нашим расположением, хотя и не могли понять для чего. Большинство не реагировало на его заигрьтания, мы видели, что он птица залётная, причём высокого полёта - сегодня в тюрьме, а завтра, того гляди, опять около Сталина, - мы его побаивались.

Исключением был Ивашов-Мусатов, который, как мне показалось, чуть заискивал перед ним, хотя и был человеком гордым, самолюбивым, независимым. Но, возможно, я и ошибался, и он просто преклонялся перед талантом архитектора? Через некоторое время их уже можно было видеть вдвоём на прогулке, в столовой. Они спорили о чём-то вполголоса, что было удивительно, так как все знали привычку Мусатова говорить очень громко, а в спорах вообще кричать. Мало того, Мержанов не стеснялся крепких выражений, в то время как Мусатов, слыша их, пропускал мимо ушей, хотя в других случаях при матерщине в бешенстве кричал: "Не сметь, не сметь, это подобно тому, что придти в церковь, спустить штаны и издать трубный звук!"

Уже через месяц после появления у нас Мержанова мы столкнулись с довольно необычным в наших условиях явлением: к нам зачастил полковник Железов и, наскоро поздоровавшись со всеми, спешил к нему в закуток, где они подолгу разговаривали. Нам показалось, что даже спорили о чём-то! Выглядело это странно и загадочно.

Такие встречи повторялись каждые три-четыре дня в течение месяца, а затем Мержанов исчез. Просто исчез. Последний раз его видели ночью, когда он в сопровождении подполковника Мишина (о нём позже) вышел из спальной комнаты и был таков...

На шарашке появился он вновь недели через две. Приехал не в воронке, а в легковом автомобиле начальника и в компании с двумя гражданскими с военной выправкой. Они несли за ним багаж - корзины с виноградом и другими фруктами, а он шёл небрежной походкой, как будто за ним следовали не чины МТБ, а его адъютанты. Тут же появился и Железов. Через пару минут начальство отбыло...

Мы были страшно заинтригованы этим событием, но никто не решался первым полюбопытствовать о сути происходящего, все делали вид, что ничего экстраординарного не случилось.

Наконец, Мирон Иванович вышел к нам, постоял, раскачиваясь с носков на пятки, и громко спросил: "Конечно же, вы сгораете от любопытства, правда? Ну, не буду испытывать ваше терпение, только оставьте в покое ваши кисти!"

Он рассказал, что в сопровождении двух офицеров МТБ и полковника Железова летал в Сочи и жил несколько дней в гостиннице "Интурист". Потом его возили в Цихис-Дзири, где по его проекту строился санаторий, затем - в Батуми и обратно в Сочи. Возили его на Кавказ для привязки проекта к местности. Пришлось поработать с двумя вольными архитекторами из Москвы, которых ему подчинили на десять дней. Именно последнее событие, вероятно, доставило ему особое удовольствие: "Знаете, было довольно приятно командовать ими, имея на шее 10-летний срок. Весьма отрадно было видеть, как эти фраера шестерили мне, ловя каждое моё слово - слово задрипанного зэка! А вы видели бы в каком состоянии они вообще прибыли ко мне, у них, наверное, были полны штаны от страха - брали-то их в Москве ночью. Они потом признались мне, думали их арестовывают!" - и он захохотал.

Большинство из нас уже успело побывать в лагерях и наслышаться такого, что удивить нашего брата было трудно. Но, чтобы архитектор, домашний архитектор великого вождя применял блатную терминологию, причём с таким цинизмом?! Ну и ну! Гордиться тем, что 10 дней командовал двумя, напуганными до смерти людьми, знающими, что просто так, по ночам чекисты не приходят? Неуютно было всё это слушать. Даже Ивашов-Мусатов, видимо смутившись, не дослушав его, ушёл из студии.

Далее он рассказывал и показывал в лицах, как его водили по ресторанам, а офицеры МТБ старались во всём угодить ему и были скорее в роли приятелей, чем охраны, так как: "...и винцо вместе попивали, и в женском обществе бывали..." Он был радостно возбуждён и говорил, что фортуна должна скоро повернуться к нему лицом: "Без меня вряд ли обойдутся, - архитекторов, конечно, много, но Мержанов - один!"